Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 3:52 pm
Елена Степная
July 30 ·
Громкое обращение, глухого дедушки к продавцу химикатов:
- Девочка, дай мине какой-то сильной отравы, шоб ота нашесть колорадська повыздыхала!- разделило рынок на два враждующих лагеря, выявило скрытых приверженцев, своих превратило в чужих, чужих сделало братьями, сняло маски, и выявило замаскированное в товаре оружие, а город потом еще долго обсуждал нападение Правого Сектора на городской рынок.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 3:52 pm
Елена Степная
July 30 · Edited ·
Из бабулелавочного,АТОшного. Провожают взглядом группу подростков, забегающих в подъезд:
-Слухай, може это, хай свою музыку урубають, лучшее ее слушать, чем оце! (вдалеке- бабах,бабах)
-Та нэхай, нэ такэ ж воно и громкое було!
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 3:53 pm
Елена Степная
July 31 · Edited ·
Когда-то, она была его первой любовью. Когда-то, он нежно держал ее руку и влюбленно смотрел глаза. Когда-то, он дышал ею, а она жила ним. Когда-то, он так сильно любил ее, что ударил, за чей-то восхищенный взгляд. Когда-то, он так сильно прижимал ее к себе, что поставил на колени. Когда-то, он так сильно, хотел, чтобы она принадлежала только ему, что сломал ее волю. Когда-то, он сказал "я так сильно тебя люблю, что просто ненавижу". Когда-то ее чуть не погубила , не испепелила ненависть, назвавшаяся любовью . Это было давно. Потом она нашла в себе силы уйти, начать новую жизнь, расцвести и залечить раны, оставленные испепеляющей любовью. Она не забыла, но и не держала зла, наверное, ей уже было все равно, это "когда-то", ей больше нравилось порхать и нежится в счастливом сейчас. Они давно утеряли друг друга из вида. Она не вспоминала, он не напоминал, ей и не хотелось. А потом пришла война. Жестокая в своей разнузданной глупости, обвязанная разноцветными ленточками, безапелляционная и абсурдная, как все войны. Война поглотила и то "когда-то", и вчерашнее "счастливое сейчас",навязала страшное сегодня. Они случайно встретились в кафе. Он взял себе запотевший бокал пива, ей, принесли кофе. Он обдал ее душу запахом пота и крови, и нежно сказал "у тебя такие же духи, фиалка". Он, повесив автомат на стул, с хриплой нежностью, рассказывал о перспективах новой жизни в новой стране, если только она снова скажет "да", нависая над нею разухабистой глыбой. Она, спокойная в своей задумчивой философии и трогательная, в каком-то внутреннем покое, плыла вокруг него, как далекая галактика, слушая и созерцая. Он настаивал, наверное, любя. Она не спорила, наверное, пытаясь поверить. Он сказал "я все еще тебя люблю", она молчала, прикрыв глаза. Он сказал "ты обязана быть со мной", она молчала, ее волнение выдавали вздрагивающие ресницы. Он сказал "я сделаю, все, чтобы заставить тебя мне поверить, я верну себе твою любовь". Она подняла глаза и сказала "пообещай, что убьешь меня быстро". Ее глаза светились такой нежностью, что он задохнулся. Мир исчез, исчезли звуки, запахи, ветер. Мир даже стал материальным, остановившееся время, можно было почувствовать, ощутить кожей. Он уже знал, как выглядит остановившееся время, он видел его уже один раз, когда мимо него пролетела пуля, тогда он почувствовал, как материализовавшееся время, обожгло его щеку, пахнув в лицо глубиной первозданности мира. Он хотел возразить, но она положила на его, впитавшие порох руки, свои,уже тронутые морщинками, но еще не утратившие шелковистости. И он замер. Казалось, что остановилось даже его дыхание. У нее светились глаза, кожа, душа, он чувствовал, что этот свет сдавил его сердце, сжал горло, остановив приток воздуха. Он мог бы сбросить ее легкие руки, но они почему-то лежали на его руках, тяжестью вселенной. Она погладила его, каким-то, едва уловимым касанием пальцев. Он вздрогнул, как от разряда электричества.
-Спасибо за любовь,-еле слышно сказала она.
Он так и не смог ей ничего ответить. Она поднялась, тихо поправила, забившуюся под ворот камуфляжа, странную, непонятную ей ленточку, вероятнее всего,обозначающую страну, от имени которой он пришел убивать.
-К любви не принуждают, не приносят жертвы, не навязывают. В любви плывут, дышат, живут. Живи! Дыши! Я буду молится за тебя!
Она ушла. Он остался в кафе. На столе, лежали осколки раздавленного ним бокала, как осколки кривого зеркала, внезапно выпавшие из заледенелого сердца.
Если ты любишь так, что ненавидишь- это война. Глупая война за принуждение любить. Когда начинаешь доказывать, что любишь, то может оказаться, что уже и не кому...ты, уже всех убил. В любви, главное, не испепелить друг друга. Хотя...любовь такая штука, что она прорастет и на пепле городов, и на руинах душ, главное, чтобы остались, кому любить. Как жаль, что нельзя заглянуть в глаза целому народу, накрыть его руку своей, и сказать :"Спасибо за любовь!"
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 3:54 pm
Елена Степная
August 16 · Edited ·
Одиночный.
Война меняет понятия, делает обычным необычное и нереальное обыденным. Смех в маршрутке или музыка в кафе-это необычное, может удивить, напугать, обращает на себя внимание, настораживает. Выстрелы-это обычное, это просто заставляет прислушаться, чтобы определить источник угрозы и координаты боя.
На тот выстрел днем, в жару, хоть и раздавшийся почти под боком, по-соседски, никто не обратил внимания. Прислушались, одиночный. И углубились в дела. Мало, ли…
Сейчас оружия в каждом доме полно, с войны на побывку приходят местные, загорелые защитники своей Родины. Хвастаются трофеями, рассказывают о победах над американскими наемниками, зомбированными украми. Иногда стреляют при этом, от пьяни, от скуки, чтобы показать значимость или похвастаться меткостью.
Здесь, война спит в домах, принесенными трофеями, она уснула в полях, пригревшимися в земле минами, змеится растяжками в степи и посадках. Ее позвали, и она пришла, затаилась, как серая, степная гадюка между камней, и ждет свою жертву.
И когда, прохладными вечерами, бравые ребята, рассказывают о подвигах, благодарные слушатели млеют от красочно описанных ужасов войны, проникаются восхищением к героям, одаряют их восторгом, сигаретами и выпивкой, а менее благодарные, молча отскрипываются зубами, глотая боль, отчаяние и обреченность, расходятся, опустив плечи.
…За выстрелом, минут через пять, крик. Грубый, холодный, даже не крик, хрип, разорванной глотки, души. Какой-то металлически остервенелый. И снова выстрелы, теперь автомат.
Рядом, как же рядом. Забиться в дом. Поскорее. Закрыть наглухо двери, окна. Черт, как же они замахали, а! Опять разборки, что-ли?! Выяснять не хотелось. Не то время.
Так повторялось около часа:крик, вой, очередь, крик, вой , очередь. Как будто, кто –то рассказывал миру, о чем-то своем, нахрипевшем в душе. После получасового затишья, мы вышли из домов. Первое, что пришло в голову ,-закончились патроны.
В ворота постучали, позвали. Соседи. Встревоженные. Значит- беда.
За двадцать домов от меня, за поворотом, на соседнем проулке, остывая в полуденном зное, лежал, распластавшись под буйными, давно не стриженными виноградными лозами, четырнадцатилетний мальчишка, сын соседа, еще вчера хваставшегося военными доблестями и трофеями, который играя отцовским пистолетом, выстрелил в себя. Никто не знает как, может случайно…
...Несколько лет назад на соседней улице появились новые жильцы. Она, высокая, скулистая, ширококостная, вечно угрюмая, на вид глубоко за сорок, но, как потом оказалось, на десяток лет моложе. Он, тоже высокий, кремезный, мускулистый, спортивный. И мальчишка, сын, худенький, резвый. Нормальная семья, шахтерская.
Улицы у нас тихие. Дети привыкли играть дружной стайкой, свободно, не боясь. Были конечно шумные споры и детские обиды, но все это прекращалось с твердой позиции мам и пап- соседи не ругаются.
После появления новоселов улицы, куда выходили заборы их двора, превратились в ад. Мальчишка как-то не влился в сборноуличный детский коллектив, стал задирать младших, а любимое развлечение было, стрелять по детям и животным из рогатки, сидя на своем заборе.
Чем больше делали замечаний его родителям и мальчику, тем сильнее и серьезнее у мальчика появлялись игрушки: арбалет, пращ, пистолет с металлическими пульками, и, тем больше синяков и травм было у детей, и, тем больше погибало маленьких четырехлапых любимцев.
Улицы погрязли в скандалах. На каждый выпад, родители мальчика отвечали дракой, бранью, покупкой нового оружия и поощрением малыша. Это называлось- растить мужчину.
Детей перестали выпускать из дому. Их родственник- работник милиции в соседнем городе, просто стирал в прах, все заявления от родителей. Второй родственник-прокурор, живущий в соседней области, просто устраивал травлю жалобщиков, через место их работы.
Они, заботливые и любящие своего сына родители, смеялись, глядя на раненных детей, презирали их слезы, когда они плакали над трупиками своих друзей, подбадривали сына, охотившегося за дичью. Дичью для них был любой, кто проходил возле их двора…
Когда началась война, вместе с шахтным ополчением, он ушел на войну. Оказалось, он реестровый казак, родился в России, где-то на Кубани, потом его родители переехали в Украину, на Донбасс, и, вот, он, гражданин Украины, пошел воевать против своей страны.
Спросить бы, за что: дом полная чаща, хороший внедорожник, мальчик учился в элитном лицее, он, получал высокую зарплату, да еще, будучи при начальстве, начислял себе, пару зарплат за мертвых душ (это самый распространенный заработок среди начальства шахт).
Но почему-то та Родина оказалась слаще этой. Потом на улице заговорили, что он и не войне, а так, отжимает, грабит, потом заговорили о налете на инкассаторов, а его жена уехала в Египет. Потом, он пришел героем, и, даже, полковником, и рассказывал, как он убивал, пытал, закапывал пленных, еще живыми, в траншеи и танцевал на них танком, кроша в месиво плоть и землю. Потом он показывал трофейное оружие. Потом прозвучал одиночный выстрел…
...Услышав выстрел, он выбежал из гаража, и, дальше, до тела, он уже полз на коленях, хрипя и стреляя вокруг себя из автомата, как будто отгоняя смерть.
Говорят, он хотел застрелиться, но выстрелил все патроны. Он не выпускал из рук автомат. Так его и забрали, его же товарищи, приехавшие на вызов соседей. Милиция у нас не приезжает, приезжают те, кто раздал оружие, и рассказал, своим друзьям, о мечте, о синей птице, которая принесет счастье вместе с северо-восточным ветром. Они просто забыли сказать, что этот ветер, груб, и приносит холод и смерть.
…Война! Если ты позвал ее, открыл ей двери в свой дом, получил наслаждение, убивая ради игры, наживы или мести, ты ее. Навсегда!
Разрушив чью-то судьбу, похитив чью-то Родину, ты получаешь благодарственную отметину: теперь, ты- носитель гена войны, ты- ее легионер, ты- ее раб. Она окутывает тебя своим пороховым шлейфом, защелкивает на твоих руках кровавые наручники из чьи-то, забранных тобою жизней, она намертво входит в твою судьбу, сон, дом, она больше не оставляет тебя ни на минуту, она твоя сестра, жена, тень; она дает тебе наслаждение победой и опьяняет тебя всемогуществом. Ты, раб войны, царствующий над своею жертвой, помни, что война заберет у тебя в тысячи раз больше, чем забрал ты сам…
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 3:55 pm
Елена Степная
August 17 ·
Восприятие войны.
Я все время боялась писать о войне. Как только произносишь «война», «нас обстреляли», сразу дикие выпады русских граждан «ты-фейк», «проект, чтобы все поверили, что Россия агрессор», «ты-вымышленный герой».
И тебе становится еще страшнее и больнее, за твоих детей, которых не замечают те, кто направил на тебя ГРАДЫ, за куму и ее детей, за соседей, за город, за мир…
Получается, что мы, те, кто видит войну, кто плачет от страха, прячется в подвалы, нас уже давно нет для тех, кто поддерживает своего царя, решившего стереть нас с лица земли. Мы, в русских глазах, фейк?!
Получается целая фейковая страна, уже полгода обороняется от реальной угрозы, называющей себя Россией, получает похоронки, разминирует поля, рыдает над разрушенными городами?
Сегодня ночью позвонили ( и не только мне) плачущие родственники из России, которым, по их честному телевиденью, смакуя кровавые подробности, рассказали, что больше нет моего города, меня. Нас, по их честному мнению, расстреляли афроамериканские захватчики на самолетах призраках. Страна, считающая меня фейком, создает фейковые новости о моем уничтожении, поставив напротив моего города не фейковые ГРАДЫ.
Мы ждали обстрела всю ночь. Если Россия сказала- они убиты, им уже ничего не стоит убить нас.
Я не фейк, и мои дети не фейк. И мы выживем, чтобы дать показания против тех, кто творит это безумие.
Мы выживем, потому что мы сильнее русских. Только абсолютно слабый и зависимый народ, может не иметь своего мнения, верить в то, что танки и ГРАДЫ, рвущие мою землю, куплены мирными ополченцами, в мирном «Эпицентре».
Россия, мне напоминает женщину, которая, ради того, чтобы ее не бросил муж, чтобы получать от него хоть кусочек зарплаты, крыши над головой, мнимой заботы, терпит его ложь, побои, измены, унижения, уговаривая себя «бьет, значит, любит», и, будучи абсолютно несчастной в жизни, поучает влюбленных и счастливых, как правильно жить в браке.
Мне очень понравился комментарий одного жителя дружелюбного государства «я не понимаю этих степных истерик, не понимаю о чем она пишет, пишет ярко, колоритно, талантливо, весело, но причем тут война»…
Для них, русских, здесь войны нет, нет их солдат, их танков. Удивительно, они смогли переступить не только через меня, мой город, но и через своих граждан, погибших здесь за бредовые идеи их царя и глупые правила, внушенным им кем-то.
Я не знаю, как так получилось, что мне легче писать о войне не фактами « такого числа, в таком-то месте, произошло….», а образами, чувствами, пропуская их через душу, иногда смеясь над своими и чужими глупостями, иногда крича от боли, хотя, эта боль может и не касается меня лично. Может это мое личное восприятие войны.
Я все время пыталась понять, почему это все случилось со мной, областью, Донбассом, анализировать, чтобы остановить, понять ошибки и предпосылки, чтобы оправдать или обвинить.
Мне было обидно, что меня россияне называют «фейком» и отрицают свою агрессию, а где-то там, в Украине, кто-то родной по духу и крови, не знающий ситуации на Донбассе, считает меня и всех жителей моего города виновными в этой войне, и, даже, видит в нас сепаратистов. Поэтому я начала рассказывать о жизни здесь, простой и сложной, смешной и глупой.
Я видела, я чувствовала, я пропустила через себя тысячу и одну историю, людей проживших, и даже, сотворивших войну, чтобы понять ее проблему, как болезни и создать вакцину.
Кто-то из друзей написал мне, что я интерн, познающих и вскрывающий тело войны, ЛНР, референдума, ополчения. Иногда я так себя и чувствовала, а еще, археологом, пытающимся установить истоки бедствия. Я не знаю, вела ли я раскопки в себе, событиях, других судьбах, но, я писала и пишу только о том, что прошло через меня, как боль, как информация, как штык.
У каждого из нас разное восприятие войны. Иного быть не может. Я тоже сначала не понимала ее сути и писала «АТО». Но, терроризм-это, когда маленькая кучка людей, что-то захватила или взорвала, а не когда, чужая армия, заслав сюда своих реконструкторов, используя воров и предателей внутри страны, снабдив наемников деньгами и оружием, ведет необъявленную войну.
Война она разная. Это и профессиональные солдаты, и наемники, приехавшие из чужих стран, это и местные, прячущие глаза ополченцы, это и твои соседи, проклинающие Украину, но требующие у нее пенсий и льгот; это и хвастающиеся награбленным мародеры золотом; это и подбадривающие себя люди, не умеющие воевать, но так уставшие бояться, что предпочитают шутить над своими страхами. Поэтому и истории получаются разные- смешные, смеемся-то над собой, над своими страхами, над чужой глупостью; грустные, ведь грустим искренне; страшные- здесь боль и смерть.
Да, я вижу, что эти рассказы, наполненные моими эмоциями, страхом, шутками, ехидством, насмешкой над врагом, любовью к земле и переживаниями за поселок, являются и эпикризом, и заключением патологоанатома, и историческим фактом, и живым свидетельством, и раскопками археолога, и психологической работой, и поддержкой, и осуждением, и болью, и надеждой, и, дают право людям и смеяться над врагом, и поддерживать оступившихся, и делить с нами боль, и радость.
Мы живем единением. Боль и страх, разделенные на всех, становятся меньше. А вот любовь, пережитая всеми -становиться только больше и ярче, и дает каждому тепло и крылья, как и вера, как и молитва.
Может быть, россияне и не могут понять, это единение душ, слез, чувств, которое происходит здесь и сейчас, в стране, мире, у нас, даже у меня на странице в ФБ. Они слишком заняты своим величием страшебратием, поучениями, им некогда чувствовать и жить своими эмоциями.
Они, тратят жизнь на то, чтобы научить посторонних людей жить правильно. На ходу придумывают одним им понятные правила (причем у каждого свои), и поучают окружающих: вы не правильно гаварите, не правильно сеете пшеницу, доите молоко, любите, рожаете, живете…
Удивительно несчастные люди, без эмоций, как вырезки из газет, одинаковые, как колоды карт. Штампы. Нет, я не говорю обо всех, есть, еще живые, их мало, основная масса, это люди мыслящие фразами новостных линий, высказываний Путина, создающие из них правила и штампы и живущие в них.
Иногда мне кажется, что россияне, скоро, смотря кино, будут ругаться с героями фильма, режиссером, сценаристом, потому, что герой фильма, не так сказал, сделал, высморкался, а сценарист не так написал историю, герои ее не так прожили…
…или доказывать Кастанеде, что шамана нет…или Кастанеды нет…
… или доказывать Пелевину, что он не правильно написал свои книги, что сюжетная линия, отклонилась от линии Единой России…
…или доказывать соседке, которая хочет уйти от мужа-пьяницы, потому, что он пьет, что ей этого делать нельзя, у всех пьет, значит, так нужно, так положено по правилам…
…или доказывать, что резать яблоко нужно под установленным правительством углом…а готовить в ресторане, по принесенному и утвержденному ими рецепту…
Как только человек начинает доказать свои весомость, значимость, свою правду, навязывать свои правила, он теряет и силы, и жизнь. Думаю, им лучше не мешать в этом.
А мы живые, разные, мы ведем диалог, мы дарим друг другу надежду и жизнь, спорим, сочувствуем горю даже наших врагов. И благодаря живому диалогу, вот лично мне, стало легче воспринимать невоспринимаемое, жить в фейковой стране, бороться со страхами, просто БОРОТЬСЯ.
Я не писатель, не пишу под заказ, я, наверное, как фотограф делаю снимки. Иногда они разноцветные, яркие, радостные, иногда, черно-белые. Я- фотограф войны, просто фотографирую ее словами, эссе, рассказами, эмоциями, чувствами, мыслями, и, делюсь с друзьями, чтобы не сойти с ума в одиночестве.
Восприятие войны у каждого разное. Это зависит от того, как она нас затронула, услышали ли мы ее холодное дыхание, зов, леденящий кровь, а еще, это зависит равноудаленности сердец, единения душ. От многого.
«Я зашла на вашу страницу, чтобы поржать, посмеяться, у меня настроение плохое, а тут ничего смешного нет», - а я не могу рассказать ничего смешного, потому что мы всю ночь ждали, когда нас будет расстреливать Россия или потому, что сегодня похороны соседского мальчишки, который выстрелил в себя из оружия, принесенного его отцом-бандитом.
Я-не писатель. Я не могу писать о том, что не чувствую: смешно- смеюсь, больно-плачу. Я еще не умею быть Пелевеным, Донцовой, Марининой, чтобы лихо, с коммерческим сюжетом. Мы тут не знаем, как оно закончиться, хочется хеппи энд, только каждый видит его по-своему. Свои тут у каждого свои. Но я не обижаюсь-это восприятие войны.
Вот иногда смотришь телевизор, а там шутки, шоу, сериал, любовь, думаешь, как же так, мы тут, нам страшно и больно, а они там смеются. А потом начинаешь смеяться, и думаешь, эх, еще чуть-чуть и вернется нормальная жизнь. Если кто-то любит, смеется, поет, значит, верит, что мир будет.
Это, как похороны и свадьба на одном этаже; как крики «Горько!» в одной квартире и плачь, брошенной мужем женщины, в другой; это, как, когда одна соседка, превратив свою квартиру в оранжерею, дарит ростки цветов всем жильцам, и высаживает их в клумбу, а другая, выливает из своего окна помои, чтобы убить цветы; это, как шутка, рассказанная в одной компании, которая понимает о чем речь, а один человек, не смеется, потому, что он не из этой компании, и не понимает соли шутки…Это просто восприятие жизни.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 5:39 pm
Елена Степная
August 17 ·
Партизанская война она такая разная.
Как у нас говорят, чем дальше в лес, тем злее дятлы. В условиях войны важно не потерять рассудок, жизнь, человеческое достоинство и совесть. Хотя, глядя на сограждан, такое чувство, что у некоторых и терять-то особо нечего. А во многих, наоборот, открываешь такой безграничный человечизм, вот прямо Человечизмище. Поэтому несколько историй партизанщины.
История гуманитарно-партизанская.
Вернулась на поселок тут одна «беженка». Мы их вообще называем возвращенцы. Это те, кто пожив на русских халявных харчах, получил пинка под зад, то есть не получил статус беженца в России, и был вынужден, возвращаться к нам, к хунте.
Ну и понеслась, каждый день прямо до истерик: Россия пригрела, кормила, поила, Путин-молодец, гуманитарку дает, надо встречать кормильца, флажком махать, ноги целовать. Кроме этого, везде скандалы. В очереди за хлебом, бабульку 85 лет облаяла, что та на свою соседку парализованную буханку хлеба попросила (дают 1 в руки), то в очереди за водой скандал, всех проклинает, обзывает, даже детвору. Ну и каждый день, промывка наших мозгов: Путин нас спасет и накормит.
Поинтересовались, скромно так, а , если 1 пакет гречки будут давать в Луганске, где стреляют, поедет ли она туда, на что получили утвердительный ответ, мол, за гречкой от любимого Путина, в любой ад поедет.
Мы ее тактично спрашиваем, мол, что ж тебе неогуманитаренная ты наша, там не сиделось? Что ж тебе там вдоволь хлеба русского не кушалось? Ответ на этот вопрос был скрыт под странными россиологизмами, трудно перевариваемыми хунтовским желудком и мозгом. Диалог у нас не получался.
Ну, мы, хунта битая, ГРАДЫ и минометы пережившая, сплоченная безводьем и безхлебьем, чуть организовавшаяся в партизанский морально-психологический отряд, нас так лихо «на путина» не возьмешь, мы тут сами кого хошь на Путина послать можем. Было принято решение в конфликты не вступать, у нас тут, народ на доносы щедрый, могут и стукануть куды следует на высокоморально-хунтовский дух поселка, решили бороться информационно-показательно.
Идут соседки мимо Катькиного двора:
-Галя, куды мени цю гречку путинську диваты?- собака не жре!
-А я курей кормлю, а шо, раз такый молодець, гречки машину дав, то чого курей не покормыть!
Катька в шоке. Давай к соседям, ею, пять раз на путина посланным, подлизываться, мириться, чтобы получить информацию.
-Ой, бабы, мы ж с одного поселку, делить нам нечего, давайте мирно жить. У меня яблочки уродили, приходьте угощу. А, где вы гречку брали, чего я не знаю?
Соседки парируют, яблок, мол, у сами хватает, а за гречку, мол, чого рассказывать, сама грамотна, телевизор смотришь, там, у новостях, места раздачи и график показують.
Дней пять Катька никого не доставала, смотрела новости. Вышла на скамейку злая, как черт, орут на баб, мол, чего обдурили, по телевизору показывают, шо мол, хунта кровавая гречку в Украину не пущает.
Бабы:
-Катька, ты шо здурила, та гречка, це вже коли було. Ну прозивала та й прозивала. Он, Ганна в больнице, бо тушонки русской объелась. Тушенку уже давали, а ты че не записувалась, по телевизору ж казали, усеем записуватся.
У той уже истерика, мало того, что гречка мимо прошла, так еще и тушенка фанерой пролетела. Бабы информацией еще на пару дней Катьку в хату загнали.
Из хаты Катька вылетела, увидев бабский коллектив, уже, как бык, в испанском Мадриде. Рожа красная, подбородок трясется, ноздри раздуты, волосы всклочены, орет,мол, сволочи, гады, жрут халяву, ей брешут, а Россия, мол, страдалица с машинами пылиться на границе.
Бабы попали в западню. На помощь пришел Анатолий Петрович, дай Бог, ему здоровья, так как среди бабского отряда, кума моя найлюбимейшая, чуть в засаду не попала. Спас всех:
- Че, кудахчешь, Катерина? Ты телевизор видала, вчерась показували. Открыли машину, видала, какие огромные, а там на всю машину, два ящика тушенки лежить. Ты, шо ж думаешь, специально два ящика в такой машине везли через всю страну? Чи Путин став бы позориться такой жадобностью? Специально машины там стоять, людей много, усех не накормишь, дають тока своим и тока по справке, шо мол, хунтою бита, организм истощен, нуждается в тушенке, колбасе и гречке. Без справки никак. Щас, ото без справки набежать левые, а так все чин-чином. Справку брать в милиции, там ополчение выдает, шо голосовала, как положено на референдуме, потом в исполкоме, потом у депутата заверить и шоб врачиха написала, шо, мол, оголодавшая, типа дистрофик. Потом едешь в Изварино, и там, как добьешься до места, где фуры стоять , ой, гады, везде, взятки, везде взятки…но давать надобно. Без взятки оно конечно 1 банку дадут, а с взяткой могут ящик или даже пять дать, если хорошо дать, то можно 10-ть.
Бабы наорали за сдачу важной информации, мол, зря , ты Петрович, хочь и человек образованный, информацию выдаешь, на всех не хватит, а Катька и так была беженкой, халявы наелась, чего , мол, на нее еду переводить. Устроили скандал, с разборками.
Вот. Неделю отдыхаем. Тишина! Катька справки собирает, устраивает истерики то в штабе ополчения, то в больнице, то в исполкоме. А когда домой бежит или вечером выходит со двора, бабы, шушукаясь, типа, подпольщики, вкусно причмокивая, едят хлеб с тушенкой (она правда домашняя, мы ж село, у многих хозяйство, но об этом тссссссссссс!-никому). Катька на штурм Изварино собралась. Может ее там, как диверсанта, задержат? Справок у нее нет, она решила пограничников взятками подкупить или водителю фуры дать, шоб сразу весь рефрижератор тушенки ей домой привезли.Партизаним!
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:25 pm
Елена Степная
August 17 ·
История мокрая.Бабий бой
Водовозка у нас приезжает на поселок 2 раза в день:утром и вечером. КАМАЗ с девяти тонной бочкой удовлетворяет потребности в воде всех тачечных, кравчучечных, бутылированных, оведренных, бочковитых и оканистренных. Набирают воду на два шланга, один большой для канистр и бочек, другой узенький для бутылок и банок. Так как шлангу с напором удержать тяжело, то кто-то из мужчин становится на разлив, и быстро наливает воду в подставляемую тару. Очередь вообще для этого не нужна. Нужны мужики, быстро отставляющие баки, а дети сами набирают воду в бутылки. Все это было быстро, дружно и весело, особенно конец разлива. Дороги у нас пыльные, да и жарко сейчас, пока разливается вода, наливается лужа, ноги, естественно, вымазываются. После того, как все набрали воду, детвора ждет, когда, вроде бы невзначай, Палыч, из тонкой шланги, окатит их водой. Вот тут, удовольствие, душ, веселье и, так сказать, моральный подарок маленьким водовозам. Но и взрослые с удовольствием, бурча, так степенно, подставляются под веселый, прохладный душ.
И так два раза в день:дружно, мокро и весело. Пока в поселок не вернулись Пузатишны, это мы так называем сестер Панчухиных. Две пожилые женщины лет 60-ти и 65-ти, родные сестры, очень тяжелые на характер. Наследство делили, так, что все суды дрожали. Живут рядом, а льют друг другу помои во двор. Скандальные, жуть. Вернулись, как тут принято, из бегов от хунты, но, видать, ни одна родня в России не согласилась содержать это пузатое, аморальное зловоние, а статус беженца им тоже не дали.
Приходя за водой никто, не занимал очередь. А зачем? Баки поставили, бытылки пооткрывали, и ждем, когда наберут. Мужики, кто есть, тот и на разливе. На всю очередь, чтобы набрать все баки полчаса времени и минут 10-15 побрызгать на детвору.
Ан нет! С Пузатишнами так нельзя. Они приползают на час раньше, успевают переругаться друг с дружкой, обозвать весь поселок, запугать детвору, создать проблему, очередь. Короче создали нервозную обстановку возле стратегического объекта, там где вода, ругаться нельзя, там мир, перемирие даже у врагов. Вода все чувствует и хранит информацию. Как потом пить, когда это пузятиновонятельное проклинает все вокруг. Мужики решили их проучить.
Пришли на два часа раньше, написали список, всех, кто за водой приходит (все ж друг друга знают), а их поставили в очереди одна за одной. Ну, вот номер 65 и 66. То есть, сначала по очереди все мирные посельчане, а они последние. И ругаться они могли только между собой.
Расчет оказался верным. Шланги быстро лили воду, народ разбирал баклажки, а Пузятишны орали друг на дружку. Так как все равно вода разливается, то на месте стояния водовоза, каждый день образуется черно-пыльно-водяная лужица с довольно скользкими краями. Угольная пыль! И тут одна Пузятишна подскользнулась и упала. Ей показалось, что ее толкнула ненавидимая родственница, и понеслась.
Они мутузили друг друга посреди пыльно-угольного водяного бассейна, как в лучших американских фильмах-бой баб в грязи. Долго, с упорством, сопя, с остервенением.
Мужики сначала чуть посмотрели, посмеялись, потом плюнули. Никакой эстетики: ни тебе купальников, ни накачанных тел, ни красивой груди, ни спортивного интересу. Так, два грязных бегемота в болоте.
Все набрали воду, водовозка отъехала, детвора покупались, взрослые чинно обмылись от пыли, и…разошлись. Машина уехала. И только в угольной грязи еще полчаса мутузились сопя, две толстые бабы.
Зато, когда они шли домой, им было легко и хорошо. Их баклажки были пустые. Воду-то им никто не набирал.
На следующий день Пузятишн обсмеял весь поселок, пока стояли за водой, чего только не придумали, в отношении боя и лужи: и Пузятишно болото, и табличку прикрутили на картонке «расписание боя», и «воду давать тока после зрелищ», и «билеты продавать и шоферу на сигареты», и «Международный чемпионат среди тех, кто за 200»…
Скажите, злые мы. Может. Зато воду набираем тихо. Нельзя при воде ругаться. И так зла вокруг не мерено, а вода-это жизнь. Лучше пить воду, которая впитала детский смех. Кто-то из дому принес такую насадку на шлангу, что вертится, как вертушка и воду разбрызгивает, вместе с радугой. Пусть детям и дождик, и радуга, а нам, смех.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:26 pm
Елена Степная
August 17 ·
Баланс сил.
Войну нельзя забывать. Если ее забыть-начнется новая война. Если перестать ценить мир, благополучие, свободу, то будет война, нищета, голод, рабство. Когда много неоцененного хорошего, его заменит оцененное плохое. Это баланс сил. Если человек не доволен в жизни чем-то, силы найдут этому замену. Но вряд ли, эта замена будет лучше.
Я вспоминаю, как до войны (до этой войны) выбрасывали хлеб, воротили нос, перебирая 50 сортов колбасы, были недовольны зарплатой, пенсией, работой, теперь этого нет. Как по желанию. Не хочешь-не надо. Не нравится - уберем. Хотите в Россию, в нищету, пожалуйста. Кричали «мы ненавидим эту страну», пожалуйста, у вас теперь другая, вы-беженцы, в Сибири, Заполярье. А, квартиры в Кремле, на Рублевке и Крыму, как-то никто и не обещал. Каждый выбрал свою страну, Родину.
Сегодня вскрыли склады предпринимателя, вычистили все: мотоблоки, косилки, мопеды, болгарки, даже мотки кабелей, проводов, дрели, упаковки сверл…Вроде надо сочувствовать. Не могу. Этот предприниматель ходил, как йолка, в ленточках, орал «заживем в России», сдал всех своих конкурентов, обвинив в помощи Нацгвардии (попросту написав донос). Поэтому - констатирую факт. Свои поедают своих. Больше некого.
С желаниями нужно быть аккуратными. Мой сосед, голосовал на референдуме, чтобы всем уравняли пенсию. Он, хотел равенства. Ну, да. Это в бюллетене ЛНР напечатало 1 вопрос, а голосовали, каждый, за что хотел, не читая. Теперь у него нет пенсии. Равенство пришло.
Другой сосед, снял все сбережения, на которые жил, и купил машину, хотя у него уже была. Причина?! А чтобы хунте деньги не достались. Его машины забрали заезжие бандиты. Его желание сбылось: хунте деньги не достались.
Одна наша посельчанка проклинала мужа за то, что мало зарабатывал, просто ела его поедом, сама не работая. Хотя, заработок больше пяти тысяч в месяц, был даже очень приличным для нашего города. Но, нет. Там за горизонтом кто-то жил лучше. Она сильно завидовала соседке, мужа которой убило в шахте, и она получила посмертные и пенсию за погибшего. Так завидовала и так ела мужа, что он ушел воевать. Она заработала 10 000 посмертных, которые ей принесли вместе с его гробом. Только пенсии у нее не будет. Он погиб в войне за иллюзию, а на иллюзию закон не распространяется.
Сорокалетняя пара хотела умереть в России (удивительно, не жить, а умереть). Его ранили в ополчении, она увезла его в России. Он там умер. Все, как хотели.
Жаль только, что эти чьи –то черные и глупые иллюзии забрали жизни моих друзей, что, кто-то желающий другому зла, навлек его и на наши головы.
Войну нельзя забывать. Нужно помнить каждый ее шрамик, каждого предателя, каждую могилку, каждую потерю. Чтобы потом, ценить мир, но уже по другому. С высшей пробой. Пробой крови.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:27 pm
Елена Степная
August 17 ·
Мироточение души.
Если бы не смерть, не кровь, не страх, не разрушение, то война была нужна Донбассу. Только сейчас здесь началось очищение. Мы увидели, кто, чего стоит, с кем мы живем рядом. Разочаровались в друзьях, но приобрели новых, надежных. Ведь, если те, кто ради политики или чужой страны предает тебя, можешь ли ты доверять ему сердце, нет! А, если кто-то чужой и незнакомый, бросается тебе на помощь, такому же чужому и незнакомому, разве это не родство душ? В моем городе стало меньше людей, но большая часть из них стали роднее и светлее.
Смотрите. Столько предательства вокруг. Нас предают генералы, политики, депутаты, министры, нашу страну грабят и раздевают. А сколько разочарования от лжи?! Но все это заполняется светом, который несут волонтеры, добровольцы, сколько стало вокруг тех, кто готов отдать последнее, и пусть это даже не деньги, а капелька любви, надежды, тепла. Даже, если страшно самому, люди стараются согреть и успокоить тех, кому страшнее.
Мне кажется, перелом в войне начался тогда, когда о Донбассе заговорили с любовью, почувствовали нас, живущих здесь. Даже, когда заговорили с любовью о России, Когда украинцы перестали видеть врага друг в друге. Когда поняли, что дело-то не в языке, веночке, а в другом, в чувстве единства друг друга и Родины. Мы все нашли себя друг в друге и Украину в себе.
Тьма рухнула, раскололась на части, по ней бегут лучики света, дробя остатки ее сил. Побежали из Донбасса реконструкторы, Болотовы, кадыровцы. На силу зла, стеной встали силы добра.
Был момент, когда ненавистью к Донбассу дышал каждый третий пост, статья в Интернете. Как бубен шамана гудела ненависть раздуваемая ненавидящим самого себя русским народом: убить, убить, убить. И в противовес всему, вставали лучики, которые писали: Донбасса наш, пусть говорит на русском, но наш, родной, не дадим, не оторвем от сердца.
Даже когда священники предавали нас и веру, брались за оружие, отказывались молиться за Украину и мир, ее победу, ребят, которые бьются за это победу, мы очищали черноту их греха своей любовью и верой, усиленной в тысячу раз. Мы сами, своими словами молились за мир, и за наших солдат, за наших врагов и за наших, предавших нас друзей, мы помогали незнакомым нам людям и стране, мы боролись за свою свободу за всех фронтах: с агрессором, бандитами, террористами и чиновниками.
Посмотрите, когда уже нечего было говорить, опускались руки, накатывало отчаянье, начинали говорить наши души: молитвами, делами, словами, светом.
Простые, обычные, незнакомые люди со всего мира объединялись, чтобы светить и делать добро. Каждый из нас, выпустил из своей души свет, чтобы создать баланс сил. Даже слезы были светом. Это плакала любовь, нежностью, очищая от случайно прилипшей грязи.
Говорят, когда беда, в церквах мироточат иконы. Я вижу, как мироточат души: это мы, поддерживаем друг друга, это волонтеры везут сквозь пули помощь солдатам, это солдаты вгрызаются в землю, отбирая у тьмы наши города, это руки и души, сплетающиеся тут в соцсетях, и дающие друг другу силы. Это ваше миро, текущее из душ. И оно жжет тех, кто пришел к нам с войной и залечивает раны на нашей земле. Это миро, струящееся из ваших душ, склеит нашу страну воедино. И пусть бегут слезы-это мироточение души!
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:28 pm
Елена Степная
August 18 ·
Самое страшное на войне, это-война.
Я всегда думала, что на войне, самое страшное, это взрывы, выстрелы, бой. Оказалось-нет. Самое страшное на войне, это-война. У нее много граней, острых, как края сколотого гранита, они режут, быстро, не всегда заметно, но всегда очень глубоко и больно. У нее много острых когтей, которыми она рвет свои жертвы.
Война-она разная, но она всегда оставляет шрамы на душе, на сердце, на судьбе, на городах, земле, людях, стране.
Война-это не всегда оружие или пули. Война не всегда-поле боя. Если она начинает вить свое гнездо в твоей стране, она делает это вдумчиво, заранее подготавливая себе место, желательно где-то в богатом, безопасном и тихом районе, а так же армию обсуживающего персонала, который будет питать ее птенцов. Набирает солдат смерти, армию предательства, стукачей связи, раздает пакеты безразличия и медали жестокости, ставит растяжки из волокиты и наживы. Это-война в тылу, и предательство, и безразличие , глупость и даже паника-это тоже война. И, вот, ненависть, и коррупция, и халатность, и измена-это тоже грани войны. И они тоже режут по живому.
На войне быстро устаешь бояться. Хотя боишься, но, как-то через усталость. Слишком много приходится бояться: взрывов, воя летящих снарядов, смерти, ран, потерь. Боишься за родных, за детей, за солдат, что пробиваются к твоему городу, боишься, что предатели и убийцы уйдут от ответственности, боишься малознакомых людей, а знакомых, которые уже показали свое лицо, боишься еще больше.
На войне даже зарево ночью-страх. Понимаешь, это не закат, это греется война на костре из дома твоих соседей. Страха так много, что ты устаешь его нести, ты просто идешь устало, сквозь войну, сгорбив плечи и постарев, и, иногда даже не понимаешь, почему льются слезы, ведь тихо и не стреляют, а ты плачешь. Это- плачет душа, прощаясь с кем-то, кого ты не знаешь.
Война-это безногий сосед, вернувшийся с фронта, и оставшийся никому не нужным, но бережно хранящий в шкафу, камуфляж, перетянутый разноцветными лентами чужих идей, иллюзий, штампов.
Война-это друг, которого ты знаешь только по интернету и никогда не видела раньше, но молишься за него, потому, что с ним нет связи.
Война-это слезы, не от потерь, а от надежд и любви, которую тебе дарят незнакомые тебе люди, молясь о тебе и твоем городе.
Война-это когда тебе важно молча, дотронутся до экрана компьютера, так как из связи с миром остался только ускользающий интернет, и тебе страшно, что оборвется и эта нить, а дотрагиваясь до экрана, почувствовать тысячи горячих рук, пальцев, глаз, душ, сердец держащих тебя.
Война-это закусив даже не губы, а душу, пройти через смеющихся и пьющих пиво солдат, приехавших защищать, а вернее, зачищать твою землю, они не обидят тебя, нет, они даже тебя не заметят, но тебе кажется, что на твои плечи упала пыль смерти, принесенная ими с полей.
Война-это, когда тебе не важно есть ли у тебя маникюр, помыта ли голова, в чем ты одет, есть ли у тебя работа, у тебя другие приоритеты- вода, свет, связь, тепло, глубокий и крепкий подвал.
Война-это когда человек, которого ты считал самодостаточным и хладнокровным эгоистом, оказываться родным, заботливым и близким, который бросает все, чтобы спрятать тебя, потому, что близкий человек, с которым ты делил кусок хлеба, сдал тебя новой власти.
Война-это когда молодая мама с полуторагодовалым малышом не выезжает из зоны войны, только потому, что она единственный связной, в этом районе.
Война-это когда твой друг, говорит тебе «я иду воевать за нашу свободу», но видишь ты его в лагере, который воюет за твое рабство.
Война-это смотреть на горизонт, знать, что там, в степи на КПП, на границе, вгрызлись в сухую землю те, кто пришел тебя спасти, ты протягиваешь руку, как бы глядя и притрагиваясь к ним, но натыкаешься взглядом на зарево пожарища, там, где могли быть незнакомые тебе , но близкие люди, которых ты никогда не увидишь.
Когда начинается война, то она бьет везде, ведет свои бои в районе души, сердца, твоего дома, земли. Даже ромашковое поле-это война. И поле пшеницы -это тоже война. И степь…
Самое страшное на войне это степь и тишина.
Когда заканчивается бой, из степи еще долго звучат жуткие крики смертельно раненных, которые то и дело обрывает одиночный выстрел или автоматная очередь.
Ты не знаешь, кто кричит, свои или чужой. Для тебя -это люди, которые кричат, прощаясь с уходящей жизнью, оставляя за собой на память, эхо выстрела обрывающего крик, он бьет тебя по коленям, хотя ты далеко, но ты все равно падаешь на землю, и закрываешь уши , даваясь своим собственным криком,- тебе нельзя пугать детей.
А когда заканчивается бой, к тебе не приходит долгожданная тишина: степи звонят. Под огромной, восходящей луной, под баюкающий стрекот сверчков, в оседающей дымке пыли и дыма, мерцая по степи, как звезды, звонят телефоны. Это живые пытаются дозвониться мертвым.
Войны всегда много. Безумно много. И…страшнее войны только война. Помните об этом.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:30 pm
Елена Степная
August 18 ·
АНГЕЛЫ ЛЮБВИ
Она всегда чувствовала себя, как бабочка в банке. Вокруг яркий мир, у нее за спиною крылья, а взлететь нельзя. Можно чуть порхать, не выходя за…правила, рамки, стены. Можно смотреть на закаты, потягиваться утром, расправляя крылышки навстречу рассветам, заворожено любоваться вспышками молний, и нежится в волнах радуг. Можно все, но в рамках приличий, условностей, прозрачных стенок отделяющих её МИР от мира. Так она и жила. Впадала в депрессию и становилась куколкой, снова становилась бабочкой, и снова туда, в темноту, во внутрь себя, еще глубже, закрывая все щели, чтобы не оставлять себе надежды, не слышать ни зова, ни света, ни мира.
Именно так она чувствовала и видела себя. Пыталась вырваться, бороться, но не получалось. Потом ей сказали, что надо становится взрослой. Она не понимала, что это значит, но старалась изо всех сил, забыв о крыльях, о рассветах, полностью погрузившись в быт…
…Она затеяла ремонт. Это было архи важно. Старый дом, действительно нуждался в обновлении, но это было, как-то больше, чем необходимость. Она не понимала почему, но ремонт стал идиотско болезненным наваждением.
Для полного и окончательного разгрома, ей понадобилось поменять окна. Заменить старые, действительно трухлявые, на новые. Металлопластике она не доверяла, ей нравилось все натуральное, естественное, и она пошла, искать столярный цех, чтобы окна были, как полагается, пахнущие и деревянные.
На двери столярки был ярко- голубой звонок и объявление «Мы не глухие, мы –работаем. Звонить долго и настойчиво!».
Креативщики-юмористы,- хмыкнула она, но ей понравилось такое чувство юмора. Да и понятно, почему такое разъяснение посетителям, еще за несколько метров до помещения был слышен вой лесопилки.
Нажав на звонок и постояв пару минут из вежливости и необходимости, она рискнула пройти в открытую дверь. Коридор встретил ее гроздьями паутины, на которой осела древесная пыль, и огромной кучей стружки и опилок. А еще запахом.
Боже, этот запах, она полнила с детства, он был важнее всего в ее жизни, запах дома и дедушки. Она смотрела на стружки, и ей безумно хотелось сделать то, что она любила в детстве, зарыться руками в бархатистость дерева, подкинуть их вверх и кружиться в пахнущем лесом серпантине.
Но это чужая столярка, а она взрослая, взрослые так не делают. Они вообще не поддаются эмоциям, они тупо выполняют свой долг, следуют правилам жизни, они собранны, строги, у них есть рамки приличия, установленные обществом. Ей не нравилось ни общество, ни рамки, но…«детствопадение» считалось во взрослой жизни грехопадением, приравнивалось к безумию и вызывало осуждение.
Она выпрямила спину. Правила, заставили ее вздохнуть, отказаться от идеи общения с детством и пойти дальше в цех.
Зайдя в приоткрытую дверь, она словно попала в какое-то непонятное царство. С одной стороны, стены, окрашенные в мрачно-зеленый цвет, все та же паутина в древесной пыли, которая создавала странную таинственную атмосферу, и, играющие в догонялки, лучи солнца, которые струились, бегали между всем этим пыльным неподобством, и, кажется, им это нравилось. Стены были уставлены готовой продукцией, накрытой прозрачной пленкой: полукруглые арки-двери, фрагменты лестницы, с точеными поручнями, резные карнизы, точеные, изящные столы, стулья…
Открылась дверь, уши резанул пронзительный визг пилы. В комнату, отряхиваясь от осевшей на него пыли вошел человек, видно, все же услышав звонок посетительницы. «Наверное, это столяр или хозяин, или…ой, да какая разница у кого спросить, если что, позовут, кого надо»,- подумала она, и, уверенно шагнула навстречу.
-Простите, а где я могу узнать об изготовлении окон,- спросила она, глядя на подошедшего к ней смешного, покрытого белой, древесной пылью человека, снимающего респиратор с лица.
Он поднял глаза.
Она остановилась, лихорадочно вспоминая, где она видела этот взгляд, густой, обволакивающе черный, и не могла вспомнить. Или не хотела, или ей было все равно. Она не понимала, что происходит, но единственное, что она видела и ощущала, его взгляд, и древесную пыль, на его лице и ресницах.
Ей безумно захотелось провести рукой по его щеке, стирая шелковистую пыль, стряхнуть ее с длинных ресниц, и просто стоять, закрыв глаза, держа ладошку у его щеки. Она даже почувствовала, как поднимается ее рука, но боль под ложечкой напомнила о «правилах». Она задыхалась от вихря чувств и света, закружившего ее, заложившего уши, пения строгального станка и его взгляда, и еще чего-то, чего она не могла понять, принимала и отталкивала одновременно, какая-то волна сбила ее с ног, и утянула в глубину...
…Когда-то давно входя во взрослую жизнь, он знал, он был уверен, что там, за поворотом, судьба приготовила ему удивительный МИР, в котором он был не один. Она все время снилась ему, легкая, воздушная, танцующая в солнечных лучах. Но каждый раз это был сон. У него было много женщин, но глядя в их глаза, он не видел солнца. Потом пришла усталость, и он смирился с предложенным ему миром. Часами, оставаясь на дежурство, которое он с удовольствием брал и за своих коллег, спешащих домой, он рассматривал игру света в полумраке пыли, Единственное, что он любил, была работа. Он слышал дерево, его музыку, а бархат свежих стружек, отполированного дерева, был для него наполнен такой тайной и магнетизмом, что он, считался одним из лучших столяров города. В его руках оживало все, от старой мебели, до новых идей. Самая покореженная, доска, становилась изящной и покупаемой вещью.
Вообще посетителей встречал его напарник, но он с утра выпил пиво, и попросил, записать заказ, чтобы не вызывать у посетителей негатива рыбно- пивным запахом. Он вышел на звонок, отряхиваясь от пыли, так как полировал стол наждаком, на ходу снимая респиратор.
В полумраке коридора, под играющими в струящейся древесной пыли лучами стояла миловидная, смущенно рассматривающая бардак столярки, женщина. Он подошел, чтобы поздороваться и пригласить в кабинет, но она подняла глаза и что-то сказала. Он не услышал, что. Работал строгальный, заполняя пространство нарастающим звуком, набирающих оборотов ножей, но, на него смотрели глаза, которые он уже перестал искать…
…Они стояли в лучах солнца и облаке пыли. Мир потерял звуки и время, превратился в плывущий, ощутимый вакуум, наполненный светом и удивительным чувством единения. Со стороны казалось, что они не дышали, хотя, я думаю, так и было. Соприкоснувшись в реальности, их души узнали друг друга и их тела уже были не нужны. Они, тела, были безвольны, поскольку могли существовать исполняя команды, подаваемые импульсами мозга, нервами, а здесь общались души, лаская друг друга светом, ароматом, вибрацией, мелодией, силой, энергией, пламенем, любовью.
Из рабочей комнаты вышли столяра, возвращающиеся к работе, после обеда. Они увидели, как в полумраке коридора, под паутиной и закопченной лампочкой, в лучах солнца, стояли два ангела, нежно обнимая друг друга крыльями. Из них шли волны света и песни. Ее слов, как и музыки не было слышно, но песню услышали все. Мужики, видавшие все, пропитые и прокуренные, замерли, боясь испугать волшебство, стыдясь подсмотренному обнажению душ…
… Он, банально уронил респиратор. Она банально нагнулась поднять. Они банально стукнулись лбами. Он банально пригласил в кабинет. Они банально обсудили заказ. Она ушла. Кода он закрыл за ней дверь, пришла боль и тоска. Он банально не взял телефон. Мужики перешептывались, смотрели, как он, сутулясь уходил в темноту цеха, надевая респиратор, заканчивать полировать стол.
-Ты чего?! Ты, понимаешь, это она! Ты, мы,-запинаясь они, - мы видели, как вы стояли, смотрели друг на друга. Такой взгляд, и свет, какой свет был, какой-то синий или светлый, и как-будто крылья у вас, и вообще. Женись!- орали они.
Но она ушла. И день погас. Дни потянулись в своей банальной серости. Он искал, он спрашивал. Но, что? Что он мог спросить, -кто в городе делает ремонт, лет эдак 25-ти, с каштановыми волосами в которых бегают золотые огоньки, с грустными глазами, глубина которых потрясла так, что он не запомнил их цвет. Заказывать окна она не пришла…
…Она ушла. Задыхаясь от своей глупости. Как она могла быть такой невоспитанной хамкой, такой распущенной. Срочно домой, в кокон, в норку. Правила, запрещают светить и махать крыльями. Но дома она не могла спать. Она видела свет, и его глаза. Он звал ее во сне. Она придерживалась правил. Заказывать окна она не пошла. Ей было страшно…
… Прошел год. В тот день, она проснулась с рассветом, лежала и смотрела на плывущие по небу розовые облака. Она чихнула. В воздухе кружилось перышко. Оно было из ее крыльев. Она не бабочка, не в коконе. Она вышла на улицу, и расправила плечи,- сила света и сила уверенности полета, равномерно распределились по душе. Она оделась, сложила крылья, чтобы не пугать прохожих и пошла в столярку. Она знала, что он сегодня дежурит, и он ждет ее…
…Он распахнул двери до того, как она успела позвонить. Она немного испугалась, не слишком ли она смела. Но, закусила губу и подняла глаза:
-Я пришла! – выдохнула она.
-Я ждал тебя! –вдохнул он.
Она не вошла, она рухнула, через порог в его крылья, уткнувшись носом в пахнущую сосной, летом, лесом, липой, дубом, лаком, запыленную древесной пылью рубашку. Он просто подхватил ее, то ли руками, то ли крыльями, задохнувшись от запаха ее волос и нежности…
…В полумраке коридора, обычного столярного цеха, под аркой из паутины и закопченной лампочкой, прикрывая друг друга крыльями, стояли два ангела любви. Они потерялись в этом мире, в его сумраке правил и условностей, а встретившись, узнали друг друга по душам и вспомнили свое предназначение хранить любовь.
Если вы когда-нибудь увидите ангелов любви, или их свет, или услышите песню их душ, знайте, вас обойдет стороной любая беда, они молятся за вас, они поют песню и вашей любви. В их песне нет мелодии и слов, она звучит ветром, запахом, светом, иногда в чем-то банальном и привычном, а иногда в чем-то странном и необъяснимом, она звучит здесь и сейчас, вокруг нас. Это-молитва любви.
Видеть любовь, испытать любовь, слышать любовь, прикоснуться к любви – это, наверное, общение с Богом.
И еще, если вы когда-нибудь в толпе узнаете глаза человека, которого никогда не видели раньше, помните, иногда полезно нарушать правила, еще не все ангелы любви встретили друг друга в этом мире.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:31 pm
Елена Степная
August 21 · Edited ·
Оксюморон зоны АТО 2.
Каждая поездка в город-это прыжок в неизвестность. Зачастую ты не знаешь, что тебя ждет: изумление, разочарование, страх, радость или ужас встречи. Чувствуешь себя, как охотник, идущей по тундре в густом тумане. Вроде бы и местность знакомая, и чего ожидать, не знаешь.
Выходя по обычным делам, можешь встретить или попасть… ну, до Чеширского кота мы еще не докатились, а вот танк, ждущий на светофоре зеленый, это мы наблюдали.
Ну, танки и другая гремящая техника у нас в городе, слава Богу, рассосались в неизвестном мне направлении (что не может не радовать), а необычные вещи остались.
В автобус заходит военный. Скажем толерантно, судя по шевронам, имеющий отношение к нашей Луганской головной боли. Здоровается. Извиняясь, просит у водителя довезти бесплатно. Получая утвердительный ответ водителя, присаживается.
К автобусу подходит бабулька с баулами. Бабулька пытается втянуть на ступеньки сумки, и тачку-кравчучку, в городе нет воды и все тянут домой воду, в бутылочках, баночках, баках. В автобусе полно молодежи, шахтеры, не спеша беседуют о проблемах сигарет и зарплаты. К бабульке на помощь вскочил только один человек. Военный. Втянул сумку, тачку, бабульку, и, усадил ее на свое место. Еще раз уточнил у шофера, может ли он проехать бесплатно, ведь в автобусе бабулька-льготник.
Реакции у окружающих-ноль. У меня культурно-военный шок. Задумываюсь о Стокгольмском синдроме.
Едем. Возле меня освобождается место и, после, позвольте, утвердительный кивок, он присаживается рядом.
Через пару остановок, начинаются квартала. Город. На остановке входит женщина лет 45-ти, и, обведя взглядом, автобус упирается взглядом в военного. В принципе, как мы определяем слово военный здесь, в зоне, так: камуфляж, даже , если без оружия, любая ленточк/шеврон, значит, военный. Наличие танка/автомата, при этом, уже необязательно.
-О, ополчение, а я к вам, -и, грубо расталкивая стоящих пассажиров, мадам, начинает пробираться к сидящему. Он, как мне показалось, узнал ее, так как взгляд его потух, а сам он скукожился.
Ничего себе, перепуг, скорее всего теща или родня,-подумала я. Просто реакция , знаете ли, заметная.
-Так, вы почему на мою жалобу не отреагировали,-начала орать не стесняясь присутствующих, бабенка,-я вам список, кого расстрелять давала. Давала. Почему ходят еще?-вопрошала реинкарнация Сталина,-вот, любовница моего мужа, не расстрелянная, и Витька из второй квартиры, он машину от вас прячет, а Ирка, что парфюмерией торгует, она олигарх, почему не расстреляли? А я вам новый список везу, -продолжала орать выброшенная из сталинской реальности.
В автобусе стояла ополоумевшая тишина. Народ переваривал услышанное, пытаясь осознать и , возможно, примерить к себе. Мало ли, кто в любовницах, и парфюмерией торгует, а о спрятанных авто, я вообще помолчу.
Военный, сидел, понурив голову и плечи и потупив взгляд. Как раз автобус остановился и выходящие, чуть отжали орущую, с ее расстрельными списками.
-Господи, как они нас задолбали, - сказал военный, то ли мне, то ли кому-то далекому и невидимому. Я повернулась к нему. Все же мне – Понимаете, мы сейчас, фактически выполняем роль милиции в городе,-продолжил он,- Ну, дебоширов ловим, или, кто за рулем пьяный. Вот две банды задержали, что машины угоняли, и предпринимателей грабили. Ну, нет власти в городе. Так хоть как-то так,-почему-то оправдывался он устало. Так, представляете, вот таких , с прошениями расстрелять, соседей, родню, мужа, жену, человек двадцать в день приходит. Сил нет. Есть, как эта, настойчивые.
Я не знала, что ему сказать, так как на меня тоже писали доносы и соседи, и близкие люди. Я уже несколько раз и показания давала, и оправдывалась, и ругалась. Вспоминали старые грехи, мол, а помнишь, «ты с меня алименты взыскала», или «моей сестре помогала родительский дом делить, а я себе хотел все забрать». Все это страшно и тупо. Так как ни объяснить, ни побороть это невозможно. Это в крови, это прививка совка, как льгота, халява, гречка за кандидата.
-Это ваши граждане, вы создали государство, стали воевать, ввели военные порядки, и вот, граждане приняли правила игры,-парировала я.
-Да, нет, девушка, вы ошибаетесь,-те, кто создал этот бардак, награбили, и в кусты, а мы, последние романтики города, пытаемся сохранить мир, порядок, город. Вы заметили, в городе нет военных, танков, пушек?
Вот это, да! Вот, после всего, после ГРАДОВ с соседнего государства, грабежах, допросах, доносах, отжимов машин, расстрела суда, услышать о «последних романтиках города», я была не готова. Но с отсутствием в эту неделю танков в городе частично согласилась. Момо то , едут. Как-то за последние дни, город даже не узнать. Если бы не провывающая по трассе техника из дружелюбного гуманитарно обогащенного государства,то мир фактически стал реальностью. Дети появились, бегают, играют, мамы к школе готовятся, бабульки на скамейках, скоро открытие парка в городе, фонтан, правда, еще без воды, но построили.
-Да мы просто всех казаков, бандитов заезжих, любителей грабить да пострелять выгнали из города.
Я кивнула на его форму,-но вы же тоже военные.
- Ну, не совсем- не согласился он,- кто нас называет ополчение, кто самооборона города. Я по окопам не бегал. Я раньше в ВГСЧ работал. Теперь вот, город охраняю. Мародерства много. Грабежей. Еле устаканили,-вздохнул он,-вот муку привезли, соль, сахар. Можете идти на рынок,-заулыбался.
Я сказала «спасибо» . К нам вернулась орущая со списками. Он, молча, взял. Пообещал разобраться. Она поорала, что пойдет к начальству и вышла на остановке, видно, трепать нервы пенсионному фонду.
Сидевший чуть впереди мужчина повернулся к военному :
-А вы вот таких, как-то записываете, может их усыплять или куда-то сдавать надо. Из-за этого полоумия и война началась. Они то расстрелять, то захватить. А вообще, за то, что не стреляете спасибо, но и вы, уехали бы из города, вообще б хорошо было. А по спискам, как ездите? Конкурента устранить надо,-уже с усмешкой договорил он.
Автобус хором поддержал, мол, таких расстреливать надо…И стрелять не надо. И уезжайте. Устали от всех военных уже конкретно.
Военный устал от такого диалога еще больше. Видно само слово «расстрел» действовало на него угнетающе.
Странный военный, -подумала я, - как - будто уставший от войны, как-будто бегущий от нее. Хотя, наверное, мы все здесь устали.
Когда я написала «Дрожь земли» и «Ангелы любви», я подсознательно чувствовала, что приближается, то неописуемое, волнующее чувство финиша, когда ты уже не можешь бежать, но выбитые тобою искры, запустили необратимый механизм движения, и ты уже летишь к заветной ленточке, подталкиваемый ветром, желанием, энергией, верой.
Я не верю в мистику. В последних романтиков не верю. Но очень верю в силу земли. И в силу желаний. Еще верю в веру души, силу людей. В любовь верю. И пусть тут свои у каждого свои, я, думаю, может желание жить, не разрушать, будет сильнее. Когда много людей желают мира, будет мир. Может правда война заканчивается? Пусть это будут последние дни , «холодного» лета 2014 года.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:34 pm
Елена Степная
August 24 ·
Истории из села. Там, где я оживаю.
По причине затишья, и августовско-спасского благополучия в нашем приграничье, мы решили посетить любимое село, с любимой дачей. Это, там где бык, разминированные дедами поля, да и сама, любимая мною пенсия. Вы уже и сами знаете наши места, думаю, приедете, не заблудитесь.
Да, и нервы, изрядно расшатанные явной нелюбовью, представителей новой власти к моей художественно-публицистическом запискам с нотками АТОшной истерики, нужно было подлечить. А сделать можно это только у нас, в селе, на свободе, нежась в теплых, солнечных лучах, вдыхая хмельной, полынно-чабрецовый настой, который воздухом назвать, рука не поднимается, похрумкивая спелым, краснобоким яблочком.
Сводки по деревне, которые с сурьезным выражением лица доложила пенсия, были внушительными. Пан полицай, который были на селе, фсе! В самом скорбном смысле этого художественного выражения.
После истории с быком, видно от полученных, в результате дружественно-нравоучительного бутцания, травм, случилось у него какое-то воспаление, а так как с медпрепаратами в городе грустновато, особенно в классе антибиотиков, то… у нас, безвластие.
Брошенное на произвол судьбы коровье стадо перевели в разряд все колхозного (ну, куда девать животинку), а грустно- жующий флегматичный герой, мужского коровьего полу, с переменно меняющимися кличками, теперь любимец села. Хоть и шкодничает часто. Пасти, правда, коров не кому, одна пенсия на селе. А бычка так разбаловали и приучили праздношататься и попрошайничать под каждым домом, что он за кем увяжется, тот его и пасет.
Дома в селе, брошенные местными, заняли беженцы из Луганска. Много. В каждом доме по несколько семей: прислушивающихся, извиняющихся, что-то старающихся отремонтировать, верящих, что хозяева вернутся, и даже, составляющих списки, что они должны хозяевам (оплата за свет, воду, консервацию), хотя, никто ничего и не требует.
Детвора беженцев, пережившая ад луганского котла, с совершенно обалдевшими от мира мордашками, держится стайкой, и напряженно вслушивается в звуки. Только какой звук, все, как воробьи, шмыг, во двор. Но, слава Богу, сейчас в селе из резких звуков, только гогот гусиной стаи.
Так что пенсия моя, теперь при деле. Не просто сидят доминошничают, а опекают, закармливают, заласкивают, ну, и следят, чтобы любознательность, не притащила что-нить военно-трофейное, и не выходила за пределы протоптанных дорожек. Не все мины найдены. Так что степь и свободнобеганье, это еще в мечтах.
Деды мои, прям, расцвели от воспитательной работы, бабульки, все в пирожковых хлопотах. Беженцы, хорошо влились в нашу сельскую жизнь, дружно рубят, копают, пилят, строят. Даже думают изменить городскую жизнь, на спокойно-молошно-яблошную-степную.
Мир, единение, детский смех, согласие между людьми, тишина, август и яблоки- это, лучшее, что я видела за это лето. Тут так тепло. Так, что прямо, ах, я прямо жмурюсь, но не от солнца, а от душ, глаз, заботы, сердечности. Если бы весь мир был такой родной, трогательный, простой, всепомогающий, всезаботящийся.
Удивительно, мы, самые приграничные, пережившие все ужасы обстрела, налетов, набегов, сейчас, принимаем беженцев.
Пусть мир! Пусть солнце и яблоки, и смех, и тоненькие голоса, и стрижи над церковью, и, вон, баба Нюра, вытирающая руки передником, и Валюша, несущая миску золотистого хвороста детворе. Откормим, отогреем. Всех. Оставила ключи от дачи. Согласна на увеличение семьи и воспитательно-детсадовскую работу.
Мои девчонки (сосредоточенность и жизнелюбие) озадаченные увеличением им подобных, перебирают ящики в поисках вырезалок, разукрашек, что-то распечатывают, снуют, собирая игрушки, краски и карандаши, что-то придумывают, готовятся к завтрашнему, я так понимаю, всехосчастливливанию.
Господи, как же здорово плыть, в этом потоке мира и лета, сидеть на теплом, шершавом бревнышке, жевать яблоко, домашние пышки с медом и молоком, дышать степью, слушать детские голоса, гогот гусей и новые истории, рассказанные дедами. Как это сейчас чувствуется: мир этот, краткий, солнце, тишина. Резко так. Ярко. Как жадно этим дышишь сейчас.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:35 pm
Елена Степная
August 24 · Edited ·
АТОшная рыбалка.
У нас интереснейшее село. Хотя, мы его больше называем поселок, тут так принято. На четыре улицы, 24 августа, день рожденье празднует 13 посельчан, а, теперь еще, 4 беженцев.
Куме моей,украинке, но уроженке г. Гуково, всегда только 18, без вариантов. Из младших: Катюшке, беженке, 6 лет, Максиму, тоже, луганчанину, 12.
Поэтому, праздник на все село. Как говорится, гуляют все.
Иванычу, в этом году, юбилей, шестьдесят. К нему, отметить это дело, приехал брат. Иваныч-юбиляр, еще работающий шахтер, хоть и на пенсии, у нас пенсионерами шахтеры рано становятся. Пенсия на взлете, так сказать. Брат его, помоложе, но это не единственная разница между ними. Младший, женился на россиянке с Васецкого, это село, возле российского Гуково. Да, у нас тут пол деревни, так сказать, международные семьи, а что делать, граница рядом.
Так что, младший брат нашего Иваныча живет там, а, сейчас, «гуманитарит» у нас на Украине. В село он приехал, разудалый, весь в ленточках, разноцветных, костюмчике, явно не от Версаче, а от Росвоенторга, и с явными признаками навязчивого дружелюбия. Беженцы его, как увидели, истерично вещи собирать начали, думали, и тут началось.
Но, он прибыл безоружный, с мирными целями, водки у брата на днюхе попить, яблочек с медком поесть. Иваныч, другого отношения к этому бардаку, так как поселок-то приграничный, видали мы их «гуманитарные ГРАДы», и другую снующую по границе гадость.
Ох, у них тут и началось. Бабы три дня по углам разводили. Пока Наталья Павловна, жена Иваныча-юбиляра, не сказала, мол, хотите о политике собачится, друг друга стрелять, да хоть убейтесь, жрать не дам, выпить вообще, зась, спать- в сарай. И, конфликт был переведен в сопящее-молчаливое противостояние. Заморожен, так сказать. Павловна, как военный конфликтолог, стоя в дверях, покачивала для ясности, ясеневой скалкой для теста.
Иваныч- старший решил, надо все же с братом ладить. Ну, негоже с родней из-за политики ругаться. А брат, мол, в отказ, или, говорит, ты признаешь мою правду, или ты мне не брат.
Сын Иваныча, Егор, решил мужиков помирить обоюдно приятным занятием, рыбалкой. Мол, посидят, вдвоем, ночью, у костра, рыбки наловят, ухички поедят, водочки хлебанут, авось, попустит. И организовал сие действо. Благо ставок (так у нас называют водоемы), чуть за курганом, возле посадки, но, ближе к границе и линии обстрела. Но ведь тихо. Уже неделю. Че, не порыбалить-то.
Ночь. Так и не нашедшие общего языка, мужики, выплыли на старенькой надувной «Лисичанке» на средину ставка. Закинули, все что полагается. Сидят, каждый в своем углу. Курят.
Но у нас, же приграничье. У нас, шоб пострелять, уже и армии не надо. Само прибегает, само пуляет, само отпуливается: это местные бандюки друг за дружкой по степи бегают. К войне это отношения не имеет, так же, как и к политике. Но оружия у них, армия обзавидуется. Короче, шарах-бабах, и вот он, нежданчик, в виде ночного перебаха.
Иваныч- младший, вальяжно:
-Не бось, щас, я на удочку ленточку свою подниму, будут видеть, что свои, не стрельнут.
Вжих, шарах, бабах.
Удочку выстрелом срезало, вместе с ленточкой, и воду что-то бабахнуло, окатив побледневших братьев, набежавшею волной.
Иваныч - младший, уже изрядно протрезвевшее-побелевший, орет:
-Это, наверное, не наши, доставай свои атрибуты,- орет,- пущай видят, что мол, свои, потопят ведь.
Иваныч- старший фигеет. Слова «доставай свои атрибуты» в темноте ночи были им восприняты, как-то не так, как думалось его младшим братом, видимо в другой интерпретации.
- Ты че, дебил, -пнул он хорошо брательника веслом,- сам хреном маши. У нас тут с ориентацией все нормально. Ты глянь, уезжав нормальным, а приехал токо о хрене и думаешь. Сам махай, если хочешь, може отстрелять.
- Сам ты дебил, - орет в ответ брательник, и тоже лупит веслом, - тебе б только хреном махать, я говорю, флагом махай, хай видят, шо ты ихний, в смысле, ваш, патриот, мать твою.
- Неееее, не зря тебя в детстве, коза на рогах носыла, ты, думаешь, шо патриотизм, це в трусах вышитых ходить и с флагом на рыбалку? Патриотизм, це, когда ты дебил, шахты рушишь, а я в них работаю. Это вы, шо пугало в цих ленточках ходите, нам они, на фиг не нужны,- и еще раз приложил веслом брата,- греби давай. Бо ракам все равно, какая на тобе ленточка.
Ночь. Степь. Пыль от взрывов. Темень. Луны нет. Она в войну не выходит, она в бомбоубежище. Два, разъяренных брата, в лодке, посреди ставка, сидящих друг к другу спиной, погребли. Каждый в свою сторону. Пули свистят, снаряды бахают. Мужики веслами трудятся.Матом друг друга кроют. О патриотизме и политике спорят (оно ж самое время, посреди ставка, под обстрелом). Долго их болтало, что говорить. Выплыли, да не к берегу, а куда уже снесло. К камышам. Лезут. Тянут лодку. И тут в камышах:
-Пых, фыр, чмяк, чмяк, хрум, пых, фыр.
Мужики уже с изрядно вымотанной нервной системой, присели. Иваныч старший впереди. Иваныч –младший, еще в воде.
И тут из камыша, выглянула сопящая причина звуков. Иваныч старший ее видит. Иваныч-младший, нет.
- Бандэра, от зараза такая, шож тебе дома не сидится, а? А ну марш звыдсиля. Марш додому, сказав. Ще пристрялять,- ткнув быка в лоб, гыркнул Иваныч-старший.
В камышах, похрюкива и сопя, стоял наш сельский, флегматичный, когда-то. откуда –то , угнанный местным полицаем, бык, с не толерантно-исторической кличкой.
Сзади, крик, плюханье и барахтанье. Иваныч -младший от такого уровня бандеризма в наших краях, в воду, и назад, ставок переплывать, уходить, так сказать, от нападения злейшего врага.
Ой, это хорошо, что Егор, глянув на бабаханье, на мопеде до ставка доехал, чтоб родных забрать. Доплыл, вытащил. Успел.
А я давно говорила, быка привязывать надо. Шляется, где попало, народ пугает. С ним уже тут столько всего приключилось, не бык, а сплошное шкодничество: то его детвора разрисует пока он спит, а он потом краской все заборы измажет; то заснет напротив чей-то машины,что люди выехать не могут; то застрянет у кого-то в окне, когда морду любопытную за стол сунет; в душ к Степановне подглядывал; у Петровича последнюю пачку сигарет сожрал; у Ирины Ивановны, так об забор терся, что завалил ее и два соседних. Короче, сплошное жующее недоразумение, а не бык.
А у братьев мир. У младшего, второе рождение можно отмечать. Но ждут юбилея Иваныча-старшого. Вон они, сидят, мирно так, в футболках, без ленточек, детворе что-то мастерят.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:37 pm
Елена Степная
August 27 ·
АТОшные парикмахеры.
Поселок наш в мирное время тихий, спокойный и ни чем не примечательный. Улицы выходят в степь, а возле каждого двора, лужайка, размером с небольшое футбольное поле, как мы смеемся, мечта американца. Отдельно, на лужайках, ухоженные клумбы, остальное, степное разнотравье:васильки, чабрец, тимьян, пыжма, деревий (тысячелистник), клевер да пырей. Детворе, раздолье, играй, не хочу. Почти возле каждого двора: песочницы, качели самодельные, скамейки.
Центральную улицу, огораживает от дороги аллея из каштанов, рябин и золотистых райских яблочек. Как бы случайно, раскинулись водопады плакучих ив, резные витражи кленов и свечи пирамидальных тополей. Все подстрижено, ухожено, через двор, в атрибуте хозяев сенокосилка, которая здесь вполне заменяет газонокосилку, и на лужайках ровно, и трава хозяйству.
У кого такого добра в хозяйстве нет, или старики живут, тем лужайку обязательно подстригут соседи. Хозяюшки сами белят бордюр, каждая возле своего двора. У нас на поселке нет ни зарослей, ни будяков, ни амброзии, ну, только, если в поле. К любому празднику- генеральная уборка, все стригут лужайки, белят, метут, подстригают кусты, деревья.
Решили и наши деды привести себя в порядок к празднику. У нас, 24 августа, в поселке через двор народыны, так называют дни рождения, и, не смотря на политическую ситуацию, опять же, в стране праздник, чем не повод, чтобы посидеть возле двора за чаем с вареньем из райских яблок, домашней наливочкой, разговором, доминошкой.
Иван Антонович, Петр Иванович, Илья Петрович, и Борис Борисыч отмечать праздник и день рождения Борисыча начали в его мастерской чуть заранее, ну, чтобы организм подготовить, так сказать, разогреть. В самый разгар разогреву, Иван Антонович запереживал, что, мол, не все в порядке, газоны-то постригли, бордюр подвели, хаты намарафетили, а сами, сами не стрижены.
-И ото шо мы будэмо, як казаки в папахах, тока заместо папахи, шевелюра, –переживал Антонович.
Деды приуныли, нехорошо. Не порядок. Но была проблема, пенсию у нас уже два месяца, как не платят, то ж не до марафетов.
-Та это ж в город ехать, гроши, раз. До парихмахтера идти, гроши, два. Назад їхать, гроши, три, посчитал Илья Петрович.
- Да, шо там стричься,- потянулся, разминая кисти рук, Борис Борисыч. Он у нас на поселке на все руки мастер. Что поломалось, там, забарахлило из техники, все к нему бегут. - Он, у меня онучка стрижет, я видел как. Да, шо там стричь, шо мы сами не справимся, шо руки у нас не туда встромлены?-продолжил он геройски, -А, сидай, щас такой газон подстрежем. Нагазоню по полной!
Деды уже чуть разогретые домашними разносолами и наливочкой, так сказать, находящиеся в состоянии готовности к подвигу, махнули рукой, - а давай! Негоже нормальному мужику ходить, як ото з прикордоння приходять: папаха, переходящая в бороду, а то и в шашку, таке, недорозумення з кустив вылазить, и не понимаешь, де у нього та борода начинается, а де заканчивается, собаки уже заикаються.
Не, ну правда, -размышляла пенсия, - Борисыч, он, в технике толк знает и газон у него самый ровный, и. опять же, настойка у Борисыча знатная, на диком шиповнике, чабреце, золототысячнике и райских яблочках. Есть еще, правда, какой-то ингредиент, что придает ей какой-то пряно-пикантный привкус, но он, зараза, улыбается, и никому не говорит. Мол, секрет фирмы.
Нет, вы не подумайте, тут не гонят самогоны на продажу, не пьют, чтобы до зеленых чертей, их у нас, в смысле, чертей, он, в посадках, и на трезвую, тьма тьмущая бродит, еле отвадили.
Настойка-это особенный вид спиртного искусства. Кто ее на дубовых почках настаивает, кто на чабреце, кто на смеси из трав да ягод делает. Рецепт-то скажут, но изюминку нет, а потом с ехидцей будут спрашивать, мол, ну как, получилась, ан, нет. И, пробуя, вздыхать, твоя хороша, но у меня запах не такой, нотки не те, да, мол, не дотянула. Но речь не о наливочке, а об ее последствиях.
Деды, посовещавшись, решили, стрижке быть. Борисыч плохого, не посоветует, и, дык, чего же, сено да лужайку, мол, стрижет, а нас не сможет.
-Не, ну а шо, шо там стричь, раз чикнул, два чикнул, а гроши взял. Да мы щас тут таку парихмахтерску откроем, бабы к нам бегать будут, как у салон,- подытожила взбодренная пенсия, и обустроила красоту на дому: табуретку, простынь, чтобы застилать клиента, машинку для стрижки волос, ножницы, бритву и расческу и одеколон.
Хотя Петро Иванович был против запахов:
-Ото зря, це вже якыйсь бабський пшик, у Борисыча така настоянка, шо лучше ею пшикаться, запах по приятнее будет.
И понеслась. Все, как в лучших домах Лондона и Парижа. Даже лучше: мастер ножницами взмахнет, постоит, посмотрит, оценит, наливочку поднесет, и огурчик на вилочке клиенту ко рту, и опять ножницы щелкают, вокруг головы летают, как самолеты по приграничью, и ароматы витают, и все удобства и закусочка, и одеколоном после стрижки, пшик. Красота.
Деды разошлись не на шутку, подзадоривают друг друга и Борисыча, названия салону красоты подбирают, и, мол, мечтают, что женщинам в поселке бесплатные стрижки да укладки можно сорганизовать, ну, если только за наливочку и пирожки, ну, еще можно за блинчики Клавдии Ивановны, у нее самые вкусные и тонкие блинчики на поселке. Она всегда на Масленицу на всех печет.
Расходились уже за полночь, довольные, убаюканные наливочкой, уложенные, наодеколоненные, как сказал Борисыч, нагазоненные.
Вот, что значит, мастер и отношение к клиенту.
Утром, все бы ничего, но сильнее петухов, почему-то, орали бабы в четырех дворах. О том, что пенсия сама себе салон красоты, ведь никто не знал, удивились, чего это бабы дедов с утра воспитывают.
…Ранним утром, в коридоре салона «У Юли», что в соседнем поселке, сидела насупленная четверка.
Борисыч в бандане, сооруженной из ситцевого белого, в мелкий синий цветочек платка. Петро Иванович в шапке-брыле для пчеловодов. Иван Антонович, нервничал, хмуро поглядывая на товарищей в натянутом до бровей теплом, зимнем головном уборе, а Илья Петрович, прятал глаза за забралом, мотоциклетного шлема, скорее всего, одолженного у внука.
Юлечка такой фантасмагории у клиентов еще никогда не видела.
Первым, одарив злобным взглядом, вжавшегося в кресло Борисыча и не снимая шапку– брыля, уселся в кресло парикмахера Петро Иванович.
Юля опешила
-А шапку снять можно? Мне ж вас стричь.
Петро Иванович, шипя сквозь зубы, снял шапку-сетку. У него был один бакенбард, голова была выстреженна полосами, причем не очень ровными, затылок был выбрит как-то наискось.
Юля привыкла к внезапному ремонту причесок, но, в основном детворы, после игры в парикмахера или, «мама, а я челку подстригла», но чтоб такое, в почтенном возрасте.
-Только спокойно, дедушка, только спокойно, сейчас, все будет ровненько, - успокоила Юля, краснеющего Петра Ивановича, и вышла к оставшимся бойцам с красотой.
-Я извиняюсь, я так понимаю у всех та же проблема,- тактично спросила Юля.
Деды кивнули, и, косясь друг на друга, сняли амуницию. Серьезнее всех пострадал сам Борисыч. Он же сам себя стриг, а деды его направляли: голова была зеленая, как камуфляж (видать порезы от бритвы уже обработали зеленкой), исчерченная выстриженными кусками волос, она выглядела, как ближайшее, взрыхленное окопами поле.
Пока Юля приводила дедов в порядок, щебетала, успокаивая, что, мол, и похуже видали, пенсия потихоньку оттаяла, и дала признательные показания, как и где производился покос прически. Оно, знаете, правильно говорят, красота страшная сила. Особенно в условиях экономии.
А газоны у нас все равно самые красивые и ровные. Да и Юля дедов успокоила, мол, как говорят, до свадьбы заживет, а у вас, мол, до конца войны прически отрастут. А у Юли, знаете, какая рука легкая, через неделю косы отрастают. Так что, будем надеяться, что и деды наши скоро вернутся в привычный вид, и мир наступит. И получит наша пенсия пенсию на почте, и пойдет наводить красоту в салон, а Борисыч, будет заниматься только газонокошением, ну, если только еще наливочкой и ремонтом.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:38 pm
Елена Степная
August 30 ·
Луковые новости
У нас теперь информационно-грустно. Похоже, нас конкретно отжали от цивилизации.О том, что такое МТС мы окончательно забыли. «Киевстар» молодец, борется за жизнь вместе с нами, редко, но радует звонками и смсками. Мы не ропщем, понимаем, возросла нагрузка, радуемся-работает ведь. Это последняя связь с родными.
Интернет работает там, где провайдеры не смешали бизнес и политику, остались верны клиентам, но таких уже мало. Контрольным выстрелом в информационный пульс, было отключение Т2 и украинских каналов, поговаривают, что отключили Ровеньковский ретранслятор (не знаю точно, как он называется) по указу нового руководства, нового государства. Так что из развлечений, нервный просмотр новостей рашатв, с последующим исключением лжи в сюжете. Так сказать, теперь просмотр телевиденья действительно семейный, каждый предлагает свои варианты увиденного, чтобы понять, что же произошло на самом деле, а не так, как увидели русские журналисты. Это забавно. Моя мама называет их –луковые новости.
Смотришь,- говорит,- и плачешь. И от удушающего старшебратия в сюжетах, и от угрожающего дружелюбия и даже от военного гуманиторизма. А чтобы понять, в чем же новость-то, отсеиваешь, как шелуху, ехидно-радостные домыслоумствования рашатвшных. Вот и получается, что новости посмотреть, как лук почистить.
Русские журналисты перестали в новостях называть нас хунтой. Теперь наша армия- украинские силовики. Скорее всего, в России, запретили к произношению, все, что на ХУ…чтобы избежать интерпретаций и уменьшить уровень напоминания россиянам, ху есть ху.
Каждые два часа выступает Царев. Из Донецка, по телефону. Долго говорит о гуманитарной катастрофе в Новороссии, через каждое предложение меняется время ее наступления «еще вчера мы находились», «почти наступила», «мы на были грани», «ожидается наступление», «мы на пороге» и это уже неделю...Звучит издевательски, типа, мы на ниточке, мы на иголочке. И все время что-то жует, прямо в эфире.
Странно, но почему –то каждый раз, в конце его выступления, камера показывает одиноко бегущую вдаль собачку. Россияне любят символизм.
Вчера по рашатв радостно сообщили, что в Украине теперь полный кризис, все дорого, нет продуктов,и, хлеб в Донецке, очень дорогой, как в Москве, 10 грн. Хлеб дорогой, как в Москеве, было сказано и как-то обособленно подчеркнуто два раза. Или журналистка диссидент, или они взаправду радуются, что не только у них все плохо и дорого.
Вообще, когда смотришь российские новости, возникает странное чувство, что журналисты всё время всем завидуют, перед всеми оправдываются, и радуются, что где-то ещё хуже, чем у них.
Я думала, что у меня комплексы, вот Россия, это вообще, страна безграничных комплексов. Читаю почту или сообщения в ФБ и удивляюсь, как в такой стране ещё остались нормальномыслящие, вернее безкомплексные, не пораженные старшебратием.
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:41 pm
Елена Степная
September 2 ·
Письмо другу!
Уважаемый Петр Алексеевич! Вы- первый Президент Украины, с которым я разговариваю, как с другом. Просто, напрямую, глаза в глаза, усевшись возле компьютера, за тысячи километров от Вас, но чувствуя Вас сердцем, вот так, если бы мы с Вами, сидели у камина, пили кофе, и просто размышляли о жизни.
С Вами- это реальность. Вы не оторванный от мира чинуша,небожитель, вы обычный человек.
Я уверена, Вы бы выслушали мой горький рассказ о Донбассе, мы бы спорили, искали пути решения проблем, находили неожиданные варианты, а прощаясь, мы бы просто пожали друг другу руки, я бы улыбнулась, и сказала: «Все будет Украина!», а вы бы улыбнулись в ответ.
На днях я смотрела интервью, я увидела у Вас возле глаз новые морщинки, а боль, в Ваших глазах была такая же безмерная и глубока, как и в моих. Мы с Вами устали от войны, и это заметно.
Так получилось, что я не голосовала за Вас, не смогла. Нет, не потому, что мне было жаль своего времени или лень, просто я живу на горящей земле Луганщины, у меня не было такой возможности. Но, это не меняет суть. Я, все равно, чтобы не случилось, часть Украины, я - дочь Украинских степей, східнячка, и не важно, что моя земля оккупирована врагом, я- едина со своей страной, а значит, Вы- мой Президент, а значит, мой друг.
Петр Алексеевич, Вы знаете, а мы с Вами похожи, по-характеру, поступкам, а теперь и морщинкам у глаз. Они у нас не от возраста, от принятых решений, раздумий и боли.
Вот, казалось бы, у Вас устроенная жизнь, любящая семья, бизнес, зачем Вам чужие проблемы, горящая страна, непопулярные решения, ответственность?- но Вы выбрали не отпуск на море, а тяжкий груз лидерства, боль страны и ответственность за ее судьбу. Это страшное решение. Его мог принять только тот, кто любит свою землю.
Когда-то, я так же смело, как и Вы, пошла в бой за свой поселок. У нас была серьезная проблема, ставящая наши жизни и здоровье под угрозу. Наш враг был сильный и могущественный угольный холдинг, имеющих влияние в политике, силовых структурах, но поселок умирал, а я не смогла с этим смириться.
На сходках люди, конечно, роптали, были недовольны положением вещей, но не хотели выступить открыто, боясь за себя, опускали глаза, ворчали о том, что власть победить нельзя, а я приняла решение и рванула в бой.
Я бегала по кабинетам, ругалась с чиновниками, сидела на допросах, пикетировала, ездила в Киев, натыкалась на круговую поруку, теряла свои деньги и силы, а слышала лишь удары в спину, плевки в душу и осуждение. Чиновники, покрывающие угольный холдинг, боролись со мной яро, как с самым заклятым врагом, информационно, унижая морально, оказывая давление, уничтожая бизнес, запугивая детей, но страшнее всего, было безразличие окружающих.
«Давай быстрее», «что-то ты мало делаешь», «а ну отчитайся», «а я бы сделал лучше, быстрее»- это то, что я слышала, от людей, приходя, вернее приползая, разбитая и униженная с очередной встречи с кем-то из чинуш.
И я сломалась, упала, сдалась…Была такая черная боль, такое одиночество. Появились такие же морщинки, как у Вас, от безысходности.
Ведь я все делала для людей, а они, живя в свое удовольствие, только критиковали меня, боясь взять на себя ответственность. И тогда меня подхватили друзья. А потом и соседи, а потом кто-то на сходке в поселке, сказал: «Как же вам не стыдно, она сделала всё, и даже больше, научила нас не боятся, защищать свой дом». И я расправила крылья и полетела. И проблема решилась. Не так, как мы планировали, но решилась в нашу пользу.
Вы знаете, ведь люди, рожденные в СССР, все еще живут вбитыми в стволовые клетки, ограничениями: не поднимать голову, власть все решает, ты-работяга, а они-элита. От сюда и основная позиция народа- мы выбрали власть, пусть они всё и решают, а мы не вмешиваемся. Люди всегда ждали от власти чуда и милости, заискивая, стоя на коленях, забыв, что мы и есть власть.
Даже сейчас, тут на Донбассе, не воюют за свободу. Они воюют, за нового царя, за новое рабство.
«Путин придет-порядок наведет»,-как достала эта кричалка, нас, думающих, деятельных, делающих людей Донбасса. Спрашиваю, а Путин будет следить, чтобы вы мусор в кусты не выбрасывали и в подъезде не писали?
В нас не закладывали гражданственность. Здесь чиновники вели себя, как царьки, поэтому и не было осознания, что власть принадлежит народу, да и не хочет здешний люд, быть властью в стране. Это ответственность. Ее боятся даже те, кто хочет независимости и федерализации. Они просто хотят быть чьими-то рабами. России?!- дают денег, значит России.
Их не много, но их вооруженная сотня, закрыла рот, тем, интеллигентным тысячам, кто не мог себе позволить орать, и вбивать свою позицию выбивая собеседнику зубы автоматом.
Но, согласитесь, желание взять на себя ответственность, да и чувство единения со страной, проявилась и у всей Украины только во время Майдана, когда стало очевидным: или быть рабами жирующих януковичей или умереть свободными.
Майдан изменил страну, дал нам чувство единения, корней, государственности, ответственности за страну, люди смело пошли в политику, и не критиковать, а работать.
Здесь, на Донбассе, это было не понятным. Как это, кто-то обычный, как он, трудяга, а вот кричит на чиновника, требует. Это даже было страшно. Здесь годами воспитывалось послушание, а тут, такое неподобство. И вот этот страх и был умело, направлен в нужное русло: Майдан-это плохо, послушание царю- это хорошо, мы вам хорошего царя, Путин вас спасет, но за это нужно воевать…
Ах, сколько разочарования и горечи у тех, кто поплыл по этому руслу. А, сколько горя и разбитых судеб у тех, кто поплыл против течения, старясь держаться берега Украины.
Если бы не погибшие мальчишки, мужчины, действительной, а не придуманной элиты Украины, то война была нужна тут, на Донбассе. Да, это звучит страшно, но это так.
Теперь, только теперь мы стали страной. Не жителями страны, а страной. Ее нервом, пульсом, сердцем, мозгом. Теперь мы Украина. И Вы, и я, и все наши 46 миллионов.
Можно жить в стране, в государстве, требовать, показывать недовольство, критиковать, всегда знать, как лучше. А можно быть страной, государством, народом и делать так, чтобы было хорошо, правильно, лучше именно в нашей стране, стать командой, почувствовать ответственность друг за друга и друг перед другом. Сейчас это и произошло.
Когда нас обстреливали, мне было очень страшно: ГРАДы, минометы, разрушенные дома, дети в подвале… Но страшнее было, когда я читала в интернете «Домбас-люмпены, их нужно бросить, они не заслуживают жить в Украине».
И вдруг, вместо страха возник протест. Все кричали «Донбасс не слышат», а я не слышала, кто бы из Донбасса говорил. Орали все, стреляли все, но никто не говорил.
И я решила показать Украине, другой Донбасс: селян, простых и доверчивых, которые сеют пшеницу, растят уток, боятся фосфорных бом, которые пожгут картошку, разговаривающих на русско-украинском суржике; шахтеров, которые идут на работу под минометными обстрелами, не потому, что они помощники сепаратистов, а потому что, если не откачать воду, затопит шахты, а их восстановление, это миллиарды государственных гривен; наши полынно-ковыльные степи; наших людей, поющих украинские песни, создающие Луганские пысанки, рисующих картины зубами, хип-хопперов, юристов, врачей, учителей, которые шли на работу по оккупированной ЛНРом земле в вышиванках, выражая свой протест и любовь к земле.
И я начала просто разговаривать в Фейсбуке. Я плохо относилась к соцсетям, считала это глупой потерей времени. Но…мне было одиноко и страшно, я теряла Родину, а это было еще страшнее, чем ГРАДЫ.
И мне начали отвечать незнакомые мне люди. Они молились за нас, переживали, смеялись вместе с нами и плакали. Я чувствовала биение их сердец, тепло и свет их душ. И оказалось, что нас так много, любящих Украину.
И вот, география тех, кто вечером, сидя возле компьютера, вытирает мне слезы, молится о моем поселке, и, возможно, сам сидя без зарплаты, там, в Ужгороде или Тернополе, переживает, есть ли у меня, чем заплатить за интернет или купить ребенку теплую куртку на зиму, уже целый мир. Нас, оставшихся здесь, в оккупации, переживших обстрелы, поддерживает МИР. Такое единение, такое одно сердце, и оно болит у всех за всех и каждого. Болит за Украину.
Нельзя оставаться с бедой один на один. Только вместе можно победить все, пережить оккупацию, сохранить Родину.
И уже не говорят «люмпеновский Домбас», а «наши схидняки», не говорят «цей буремний схід», а «наши люди, попавшие в беду», не говорят, «а я бы сделал вот так, что вы там сидите», а говорят « мы вместе сделаем вместе, поможем, организуем».
Боль, стала общей. Любовь стала общей. Радость стала общей. Потери стали общими. Украина стала общей. И мы это осознали.
И, вот, это уже не просто экран компьютера, и не просто письма в ФБ, это диалог единения. Это общий плач, и общая скорбь, общая сила молитвы, и общее желание мира, людей, живущих в Украине и Америке, Англии и России, Мексике и Кубе, Польше и Германии.
Это, как в степи, ночью, лежишь, раскинув руки, смотришь на небо, а тебе улыбаются звезды, и ты вместе со звездами слушаешь сверчков и дышишь чабрецом и полынью. Столько звезд держит нас, живущих тут, в приграничье, на Луганщине, Донетчине, столько рук, столько душ…
Петр Алексеевич, я чувствую как Вам тяжело. Вы впереди, вы- вожак стаи. Принимая решение, Вы понимаете, Ваша ошибка-наши жизни.
Когда Вы, шли на инаугурацию, Ваш шаг был жестким и решительным, а сейчас морщинки у глаз.
Это и мои морщинки тоже. Я вместе с Вами принимаю решение и глотаю соль потерь.
Это морщинки – мои израненные степи, перепаханные окопами и взрывами, напитанные кровью.
Это-морщинки нашего народа, который идёт в бой, теряет сыновей, горит жаром городов, плачет над руинами домов.
Я дотрагиваюсь до экрана компьютера, и чувствую Ваши руки, морщинки у глаз, усталость, Вашу боль этой войны. Я знаю, когда Вы будете читать это письмо, Вы вздрогните, это прикоснулась к Вам Украина. У нее тоже шершавые руки и морщинки у глаз.
Я хочу, чтобы Вы знали, мы,народ, Ваши крылья и сила.
Когда я, защищая поселок от беды пошла в бой, и сейчас, когда решила, находясь в оккупации, показать миру тепло украинского Донбасса, мне было тяжело. Тогда я услышала от мужа, наверное, то, что говорит Вам и Ваша супруга: «Чтобы ты не делала, я буду рядом подавать патроны».
Петр Алексеевич, дорогой наш друг, Президент, помощник, человек, я хочу, чтобы Вы, читая это письмо, услышали наше миллионоголосое: «Мы будем стоять рядом, и подавать патроны».
Отступить, не значит сдаться. На войне нет непопулярных решений, есть необходимые меры. Чиновники будут драться за кресло, и лишь народ Украины- за свою землю. Мы, народ Украины, ее сердце. Слушайте его.
И, когда Вам будет тяжело, я хочу, чтобы Вы нашли время, зашли в ФБ и прикоснулись к экрану своего компьютера. Вы услышите мой голос, и миллионы других голосов, увидите сердцем и почувствуете душой, как миллионы огоньков, отдают Вам тепло и свет, стоят с Вами плечом к плечу. Мы-одна семья, мы крылья друг друга. Мы верим, что Вы справитесь, выведете, найдете выход. Но, если Вы устанете, мы подставим Вам наши крылья.
Моя бабушка, всегда готовила родным защитные мешочки, которые берегли от темной силы и беды. Душистые, льняные, внутри которых, находились наши степные травы. И когда было страшно или просто дом далеко, я вдыхала горечь полыни, пряность чабреца, мед акации, холод мяты, сладость дурмана, теплоту спорыша, белоснежность ромашки, синеву васильков. Сила моей земли берегла меня.
Я не могу Вам передать такой мешочек, но знайте, он у Вас есть, как и у всех моих друзей, неизвестных мне солдат, батальонов и у нашей родной Украины. Вместо него, я передаю этим письмом то, что могу, свою веру в Вашу мудрость, свое крыло, чтобы помочь выстоять, и сказку-оберег, чтобы напоминала о нашем единстве.
С уважением, Ваш друг.
Казка про єднання крил.
Осінь у лісі, де живе пані Миша з сімейством, це завжди хлопоти. Щоб перезимувати без загроз, зробити треба чи мало. То ж усі разом беруться до заготовляння зерняток, ягідок, теплого моху, листячка, щоб малі не змерзли, готують ліжаки, приводять до ладу будиночки. А ще, осінь, це прощання, та розлука з друзями, бо деякі звірі лягають у сплячку, а птахи відлітають у вирій.
Мишенята дуже люблять шановного голову пташиного царства, пана Лелеку. Бо він і мудрості навчає діточок, і бавить їх розповідями, і пожурить лагідно, коли малеча задиркується.
Пан Лелека веде до дальніх чудових країн свою пташину зграю , а коли повертається, усе літо, розповідає малечі, де і як зимувати лелеки, які країни бачили, як сумували за джерельцем, полем, житом, та добрими сусідами.
Дуже малеча переживає за птахів. Ой, це ж так страшно летіти, високо, поміж дощовими хмарами та далеко, за обрій. Тут на високу гілочку заберешься, вітерец подує, і лячно, гілочка хитається, земля мотиляється, голова обертом. А вони у небі летять, поміж хмар. Такий, страх!
У пташиних зграях є маленькі першокрилки, що будуть робити свою першу подорож. Тож, кожен дарує своєму другові і наставу, і щось вкусненьке, та оберіг у подорож.
Мати Миша завжди готує обереги і дорослим, і дітлахам, з казкового зілля, духм,яних травинок та квітів рідної землі. Бо тривала подорож і знесилює, і повна пригод, тож усі рідні з лісу дбають, щоб їх друзі повернулись додому неушкодженими.
Роблячі оберіг мати Миши завжди співає свої пісеньки, їй допомогають і сосни, і верби, і джерельце, і трави, і тоді, цей духм,яний мішечок, буде наповнювати у подорожі цілющою силою, і давати сили повернутись до рідної домівки.
Мишенята ціпляються до матері, аж но розкажи, як це до вирію птахи летять, що це, де це, а як повертаються, чому разом, чом ключ пташиний. Ох і малеча, усе знати хоче.
Дала мати Миша усім по торбинці, голки, що їжачок для праці залишив, та й домовилась з мишенятами, вона їм розповідь, а вони, допомогу.
Ото ж бо усі принишкли, зайнялись роботою, а мати Миша почала оповідання:
« Зібрались якось в осени птахи у пташиний ключ, щоб летіти до теплих країв. Обійняли друзів, та й полетіли. Дорога далека, а у дорозі треба бути пильним, бо багато небезпеки. Повів у дорогу пташину зграю досвідчений та шановний пан Лелека.
Ось вони летят, довго вже. Усю дорогу треба малечу підтримувати, бо ще на крило погано стали. Допомогати відчувати повітряні потоки, підказувати, де відпочити на хмаринці, де віддатись вітру, щоб допомогав у дорозі, та й не забути потім подякувати йому за допомогу.
Але не було злагоди у зграї. Постійно сварились лелеки між собою. Тому доводилось ватажкові обертатись, повертатись до них, підлітати, щоб угамувати сварки, а щей за малечою приглянути, допомогти.
Тому, поки одні відпочивали на хмаринках, він робив коло, щоб заспокоїти галасливих. Поки інші з вітерцем грались та ковзали на його хвилях, він знову ж таки, облітав зграю.
Летіли вони над величезним океаном. І ось розбухалось небо, почалась гроза, завив вітер, вже не пограєшь, заблищали блискавки, а океан так лютував, наче звір дикий. Нестало сил птахам, щоб далі летіти, і тоді наказав пан Лелека спускатись на острівець до відпочинку.
Сильно на нього сварились птахи,молвляв, що це не правильно, що вже голодно, тож треба летіти, бо десь буде річка, щоб перепочити.
А коли ще й їх обігнала їнша пташина зграя, та полетіла без відпочинку, то й зовсім на пана Лелеку напати, що старий, не може зграю утримати, рішення приймає обережні, та під загрозу птахів покладає.
Але пан Лелека був непорушний. Тож заночували вони на острівці у бурхливому океані, щоб перечекати грозу. А гроза затяглась: і дує, і кружляє, і хвилями б,є негода. Щоб не здуло вітром малечу, наказав пан Лелека розкрити крила, та сцепившись пір,ям утворити щит для малих, щоб вони, як під стріхою з крил стояли у негоду.
Аж три дні голодні стояли лелеки, закриваючи малечу крилами на маленькому острівці, але всі вижили, щоча й дуже були злі на вожака пташиної зграї.
А коли полетіли, то знову і образи, і приниження , і сварки виникали, і знову, і знову повертався та робив зайві круги шановний пан Лелека.
Коли вже майже долітали до землі, і радувались, що ось бачать і зелену травичку, і річку, що в,ється у полі, побачили вони на хвилях, що вже мляво колихались після бурі, понівечені тіла лелек з іншого пташиного ключа, що полетів без перепочинку. Не витримали птахи бою з вітром та негодою і загинули в бурхливому океані.
Замовкли лелеки, замовкли крикуни та скандалісти, верещаки, що усю дорогу докучали та паплюжили пана Лелеку. Зробили вигляд, що нічого не бачили. Але, хочь замовкли, і на те добре.
Залишилось вже летіти до землі не багато, а ось побачив молодий птах, що перший раз у житті летів до теплої домівки, що стомився пан Лелека, то туди його хильне, то сюди, то вже вітром на бік зносить.
Адже поки усі сварились, щоб їх розборонити, ватажок повертався, робив зайві круги над ключем пташиним, та й постійно до малечі придивлявся, дбав, повчав, показував, як на вітрі триматись, ото ж він зробив у тричі більше змахів крил, ніж інші. Тож не вистачало йому сил долетіти. Але стая летіла, хочь і принишкло, але не помічаючи втрати ватажком сил.
Тож молодий лелека, різко кинувся в політ, випередив зграю, і підставив крило пану Лелеці, ватажку, якого він поважав. І повів того, до берегу, підтримуючи своїм крилом.
Соромно стало птахам. Злетілись до ватажка дорослі, підтримали, своїми крилами, взяли на себе, робили змахи і за його обвислі крила. Так і долетіли.
А на березі, усі знесли до ватажка свої торбинки з оберігами, відкрили їх, і вдихнув пан Лелека духм,яне різнотрав,я, солодку силу землі рідної, зігріла земля його обессилене тіло, вилікували його рідні трави, і він підвівся, заспівав пісню поваги, звертаючись до землі, що прийняла їх у свої обійми.
І усі птахи, підспівували йому, радіючи, що живі, оспівуючи єдність та дух пташиної зграї.
Жодного разу, після цієї подорожі не чутно в дорозі ні яких сварок, усі дбають одне про одного, а пильніше за все, за своїм мудрим ватажком. І кожного разу повертається пташина зграя до рідного джерельця, рідної річки та поля, ціла та неушкоджена, бо, сила пташиної зграї у єднанні крил".
Закінчила свою розповідь пані Миша.
-Мамо, а ти та тато, також наші вожаки, нашої, мишиної зграї,-спитали мишенята.
-Так, ми дорослі, тож відповідаємо за вас, любимо, оберігаємо,-посміхнулась мати Миша.
-А ми над морем не полетимо,-злякались малята.
-Ні, -заспокоїла мати Миша. - Ми будемо зимувати у домівці.
- Ми будемо вас слухатись,-обійняли одне одного та матусю мишенята,-і тебе, і татка, і пана Лелеку, коли повернеться, і допомогати, завжди, завжди, бо ми одна родина.
В цей день, мишенята зробили багато оберігів, щоб усім вистачило, і таку силу любові вклали в них, що торбинки з запашними травами, аж світились
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:42 pm
Елена Степная
September 4 · Edited ·
Письмо к матери русского солдата.
Здравствуй! Я не знаю, как к тебе обратиться. Ты мне не сестра, у нас нет общей родни, не подруга. Мы никогда с тобой не виделись, но я знаю тебя, и то, что ты есть. Я увидела тебя в глазах твоего сына. Нет, нет, не пугайся, с ним все нормально.
Он сидел в большой военной машине, у нас много таких ездит теперь, серьезный, сосредоточенный, на обочине дороги, ведущей от России на Мариуполь. Правда весь в пыли, чуть замученный дорогой и солнцем, и поэтому грустный, сидел, опираясь на автомат, словно ища в нем поддержку.
В этой машине были все такие, мальчишки. Одинаковые, с оттопыренными ушами, в светло-зеленой форме, с пушком над верхней губой, с уставшими, безразличными, скучающими глазами.
Они спросили у меня, где набрать воды. Я показала:
- З дороги звернете та через дві вулиці, повернете ліворуч, та за рогом буде подвір'я підприємства, у них там скважина, то ж наберете. А звідкіля ви, хлопчики?
И я утонула в его глазах. Они в один момент стали такие большие, глубокие, сначала, как бы втянули меня в себя, а потом с испугом выплеснули обратно, они потемнели то ли тревогой, то ли страхом. Но потемнели так, что я ничего не видела кроме этих глаз:
-Это Украина?!- выдохнул, даже не сказал он. Он уже знал ответ на свой вопрос, но задавал его, моля или надеясь на отрицательный ответ.
-Так, Україна,- подтвердила я.
Он молчал. Лишь чуть вздрогнули губы. Лишь глаза сверкнули отчаянием и болью. А вот душа не подчиняется военным приказам. Она крикнула. Даже не крикнула, выдохнула, прошептала, простонала. Это, как ветер в степи, вот так же стоишь в жару, вроде бы и травинка не колыхнется, и вдруг, ни откуда, раз, обдаст зноем, жаром, аж до кости.
-Мама!
И я увидела тебя. В его глазах. Ты что-то готовила возле стола, но в тот момент, когда он выдохнул «мама!», ты вздрогнула и обернулась. А по другому и не могло быть. Тебя окликнула часть твоего сердца. Твое сердце, сбилось с ритма, отозвавшись на этот клич.
«Мама!»- мы кричим, рождая на свет часть своей души, сообщая миру об исполнении своего предназначения. Плачем, когда эта частичка, сверкая глазами, и морща носик, говорит свое первое в жизни слово «Мама!», протягивая к нам ручонки. «Мама»!- мы кричим это когда больно, страшно, и темнота, цепляясь за жизнь, теряя себя, теряя любимых. «Мама»!- кричат наши дети в страхе, безпомощности, отчаянии , беде, любви, радости, победах. Слово начала и слово конца жизни-Мама!
Я смогла увидеть тебя, услышать безмолвный зов твоего мальчишки, лишь по одной причине. Я тоже мама.
Я живу в Украине, у меня дочки, но это не меняет сути, я-мама. Мама, она и в Эфиопии, мама.
Твой мальчик приехал к нам, на войну. Верее, он приехал в войну. Я не знаю, убивать или умереть самому. На войне это одно и тоже. Вряд ли напитав мою землю кровью выживет его душа.
Ты не веришь в душу, в Бога, в любовь?!-это твое право.
А что приведет твоего сына домой?-приказ командира, получившего за эту войну деньги или подчинившегося другому приказу, вряд ли. Домой ведет любовь и вера.
Скажи, я так и не поняла, вглядываясь в черты лица твоего мальчишки, за что, почему он приехал убивать нас на нашей земле? Почему он пришел обнимая автомат, а не девушку? Почему он идет по моим степям оставляя вдов, с опущенными уголками рта и потухшими глазами?
Я обидела тебя?! Я разрушила твой дом? Я разбила твое сердце, уведя у тебя любимого?-нет! Мы никогда не виделись с тобой. Тогда зачем эта война?
Знаешь, здесь степи долго звонят ночью, после боя. Живые звонят мертвым. Тоже чьи –то матери, понимаешь. Тоже звонят сыновьям. Так страшно.
У нас в Украине, есть такая птица бугай, выпь по-русски. Говорят, когда она поет свою песню, она оплакивает неупокоенные, не отпетые души, которые неприкаянные бродят по степям, ища и не находя покой.
Здесь женщины, как плакальщицы мира, как скорбная выпь, плачут, за лежащими в ковылях и полыни, скинутыми в шурфы шахт, зарытыми в траншеях. Закрываем глаза, заказываем молебень за их неупокоенные души. Мы не знаем, чьи это дети, мужья. Их приняла наша земля, остальное уже не важно.
Знаешь, как страшно стоять у обочины и смотреть, как сюда, к нам, едут вот такие одинаково стриженные мальчишки, они едут со стороны вашей границы, чуть окают, токают в разговоре, пугаются, когда узнают, что они в Украине. Жалкие, как воробышки. Это солдаты срочники. Они еще боятся убивать.
Те, у кого взгляд коршуна, высматривающего жертву-это контрактники. Им уже нравится демонстрировать свою силу и они вкусили кровь. Это видно по дрожащему кончику носа, вынюхивающему добычу, и нервному взгляду, ищущему смерть.
А еще страшнее, стоять вот так же у дороги, и видеть, как эти же машины, возвращаются назад к границе. Из их чрева, перебивая запах пыли, брезента и солярки, доносится сладкий, обволакивающий, но отталкивающий запах разлагающейся плоти. Из них кричат, те, кого везут в этих машинах. Как же они кричат. Как стонут, выхрипывая из груди остатки жизни, пропитывая придорожную, угольную пыль черный соком тлена. Умершие едут вместе с умирающими, не оставляя последним надежды.
У нас нет воды, нет дождей, мы степной засушливый район с разорванной трещинами безводия землей. Она здесь одинаково жадно впитывает и воду , и кровь.
Поэтому коричнево-алую дорожку, струящуюся за машинами, с черном отливом, свернувшихся кровяных телец, с розововатым соком сукровицы уже через пару минут не будет видно ни на асфальте, ни на пыльной грунтовке.
Земля принимает в себя и соки жизни, льющиеся редкими дождями, и соки смерти, питающие мои степи полноводной рекой. Ей все равно, что впитывать. Прах к праху.
Ты знаешь, родники здесь редкое явление. Шахты изменили русла подземных рек и увели воду с этой сверкающей антрацитовой пылью территории. За те родники, что остались, мы очень боимся. Мы часто стали видеть в степи, возле шурфов заброшенных шахт, военные машины, и замазанными землей или кровью номерами. Наши бездонные шахты, стали могильниками для безымянных солдат. Почему-то их не везут назад через границу. Их оставляют здесь. Теперь мы боимся, что разлагающаяся плоть отравит последнюю воду.
Война шагает по моей земле, очерняя и иссушая ее. И тут твой мальчишка, в этом аду. Зачем он здесь? Его ли это война?
Мне говорят, что русские солдаты защищают, русских граждан, тут в Украине. От кого? Я говорю на двух языках, на русском и украинском, вернее на смешанном, тут все так говорят. У меня до гуманитарно-военной миссии, которую решил провести обезумевший государь соседней страны было все: лето, море, отпуск, работа, мечты, дом, продукты, у детей школа и безопасность. А сейчас, твой сын с автоматом, и разруха.
Я не просила защиты, я вообще не просила вмешиваться в мою жизнь. Зачем он здесь?
Подожди, ты плачешь? Я обидела тебя? Ты мечешься в растерянности?-ты не знала, что он тут, в украинских степях, в котле ненависти и скорби? Ты не хочешь, чтобы он в меня стрелял?!
Родная моя, мы же бабы! Давай обнимемся! Поплачем! У нас есть общее, то, что дороже всего-дети.
Да уехал он, живой, воды набрал в зеленую фляжку. Даже успел умыться. Правда угольная пыль смывается тяжело, но хоть отмыл слезы с глаз. Они предательски блестели и осталяли дорожки по пыльным щекам.
И там, куда он поехал будут возле обочин стоять обычные сельские или городские бабы, матери. Дай Бог, чтобы дали воды, а не закрыли ему глаза.
Родная моя! Не мы с тобой развязали войну. Но мы обе не хотим терять детей, правда?!
Я не знаю, как остановить тех, кто идет по моей земле, обещая мне гуманную защиту смертью. Руки опускаются. Правда, не знаю! Может вместе?! Во имя детей? Твоих и моих?! И ради внуков, а? Приезжай! Не жди его или похоронку о нем. Не отдавай его войне. Приезжай! Я не хочу больше выть выпью. Я не хочу закрывать глаза, что больше не видят звезд в степи.
Скорее всего мы ровесницы, или ты чуть моложе, или чуть стараше. Опять же, не в этом суть. Мы-мамы! Этот мир наш. Мы дали ему жизнь. Кто имеет право отбирать его у нас?-никто! Приезжай!
Да, прямо вот так, в переднике, учительница, физик, строитель, врач, домохозяйка, МАМА. Мы должны биться за своих детей. Шурфы бездонны, степи бескрайни, горе бесполо, война всех в правах равняет, только скорбь множит.
Наши дети, не для войны! Понимаешь ли ты это? У нас с тобой одинаковые слезы, горькие, как полынь в моей степи и соленые, как пот твоего мальчишки, едущего в чужую войну.
Приезжай! На границу, в мои украинские города, закрой собой сына и моих детей, как горлица закрывает крыльями гнездо во время дождя. Чужих детей не бывает, помнишь? Дети не для войны.
Не говори мне о долге, чести. Долг-защищать Родину, а не разрушать чужую. Это позор. Просто ничего не говори, приезжай!
Не хочешь?! Ну, да ладно, мы все бабы, разные. Кто отмахнется от чужого горя, а кто и в горящую избу ради чужих детей.
Просто знай, если что, я, говорящая на русском языке украинка, мать украинских детей, напою твоего, говорящего на русском языке сына и даже, если придется, я оплачу его и закрою ему глаза. Чужих детей не бывает...
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:44 pm
Елена Степная
September 9 · Edited ·
АТОшная свадьба
Как только у нас в приграничье установилось относительное, по меркам войны, затишье, люди начали возвращаться и в город, и в села, и к жизни. И вот уже ремонтируют, спешат, копают, пашут, сеют, а кто-то и дела, отложенные на потом, доделывает. Вот и наши поселковые молодята (так у нас называют молодоженов), решили использовать безосколочную погоду для проведения свадьбы.
Гости прибыли в поселок из разных мест, почти международное сообщество, пора дипмиссию открывать. А что делать, вон, целая страна, нежданно из полсотни городов образовалась, княжества, чуть ли не на каждой улице. Раньше в селе, как было- у кого трактор, тот и председатель, а сейчас, у кого автомат, тот и воевода. А где три воеводы с автоматом, там конфликт на почве передела, того, что еще не отжали атаманы с БМПшкой. Ситуация, как говорит Петрович, «политический пшик»- никто ничего не понимает, но все со всем не согласны.
Поэтому сейчас самое сложное на любом семейном на празднике- это расстановка сил по политически-территориальной принадлежности.
Вот и молодята долго решали, где сидеть тёте жениха из Ужгорода, так чтобы оставить шанс на выживание дяде невесты из Горловки. А прибывшая, обвитая разноцветными триколорными лентами, родня невесты из Краснодона, не вступила бы в геополитический конфликт с местной, не страдающей путиноманией, родней жениха из нашего села.
Сваты, собравшись перед свадьбой, решили, главное счастье детей, о политике ни гугу. И вот день свадьбы. Как выкупать невесту из родительского дома, приедет жених, пришло посмотреть пол поселка.
Краснодонская родня приехала на простреленном джипаре, с эмблемой новоотжатого государства, с привязанным к капоту трехцветной лентой одноглазым мишкой. Что он символизировал, мы не поняли, спросить, честно, побоялись. Мало ли, вдруг новая директива, а мы не в курсе, получимся политически необразованными, а еще хуже, могут запросто объявить врагами народа.
Дернув по- стопарику, они тут же инициативно перекрыли дорогу к дому невесты и организовали блок-пост.
По традиции невесту должны были продавать малыши, за кулек конфет и бананов. Приготовленный сладкий откуп в руках свидетеля жениха манил детвору, поигрывая на ветру золотисто-розовой ленточкой.
-А ну , малые, вали отседа,- закрыл собой подход к дому, организатор блок-поста,-мы свою родню за ириски не продаем, бабло давай. Моя племяха, толкну не дорого, штукарь,-гыгыкая, поглядывая на собравшихся, сообщил новоиспеченный блок-постовый родственник жениху. Жених позеленел. Народ занервничал.
-Слухай, а ты значит вона «блок-пост» на картонке написал,- возроптала поселковая родня,-это значит ты от нас это, это значит, мы для тебя враги? И хто мы для тебя? Укры или сепы? Стрелять тоже будешь или так, по- праздничному, гранаткой швыронешь,-начинал звереть народ.
-А вы тута в деревне смотрю больно грамотные,- огрызнулся начальник блок-поста,-смотрите, чтобы я после свадьбы чистку не провел, разберемся, хто есть хто.
-Не,а ты давай, щас определись,-приняла вызов толпа,-ты то сам хто, укроп или сепар? Раз блок-пост есть, то давай, называйся!
Рядом за забором, не отводя глаз от сладкой, заветной мечты, упакованной в кулек, нервничала детвора, еще бы, конфеты могли уйти не по-назначению.
-Дядь, а ты конфеты и невесту теперь себе заберешь,- грустно уточнила малышня.
-Угу, а они ж тока и могут на блок-постах чужое забирать и откуп требовать,-ехидно отметили поселковые, пришедшие посмотреть на молодых,- это дети, новый вид Бармалейки. Не ходите, дети, к блок-постам, гулять. Отберут конфеты, дяди с пистолетом.
-Это, хто такой грамотный, а ну иди сюда, тварь,-начальник блок-поста стал похож на свежевыжатый томатный сок- красный и с пеной. Из джипаря подтягивались такие же перекошенные. Назревал скандал.
На блок-пост, словно на амбразуру, бросилась тамада:
- Вот молодец, подхватила она,- у нас девица красна, расцвела аки весна, а у вас голубь молодой, прилетел он за весной.
Шо?- опешил родственник.
Взяв инициативу в свои руки и отжав пышным бочком жениха в сторону, тамада пошла бой. Профи! Кулак в сторону поселковых и гневный взгляд шахтерской жены, сделали свое дело, в толпе зевак установилась тишина.
Что она там блок-постовым пела, не знаю, но… Они и хоровод вокруг джипа водили, «Боже царя храни», и «Вышел в степь донецкую» пели, и конфеты детворе отдали, еще и деньгами доплатили, умиленно гладя малышей по голове и рассказывая о счастливой жизни в новосозданной стране, и из заготовленной рогатки на меткость в шарики стреляли и на воротах подтягивались.
Поселковые решили быть умнее и не портить праздник молодым, поэтому и хлопали, и подбадривали. Этого хватило, чтобы родители благословили молодых, вывели их из дома и усадили в машину.
Тамаду заменили сваты, сославшиеся на беззарплатье жениха, выдали выкупом нарезанную колечками домашнюю колбасу и водку. Родня подобрела.
На росписи, все было красиво, торжественно и чинно. Мамы дружно рыдали. Отцы смахивали скупые слезы. Гости предвкушали застолье.
Во избежание эксцессов, возле тарелочек стояли, в лучших американских традициях, открытки с фамилией гостя. Так что враждующие и имеющие различные политические взгляды гости были планомерно рассажены в разные стороны стола. Тосты, братания, пожелания, звон бокалов, счастливые глаза невесты...
Ирина, тамада у нас на поселке знатная, считай по всей области в цене. Она сама и стихи пишет, и поет, и пляшет, и игры у нее, и сценарий для каждой свадьбы свой.
А голос, у нее, наш, донбасский, широкий, степной, раздольный, бархатный, с перекатами, с дрожью, с нежностью, удалью. Не поймешь, то ли гром в степи воркочет, то ли ручей звенит, то ли ковыли шепчут, то ли жаворонки пересвистываются. Как у нас говорят, Ирина поет- соловьи краснеют.
У нас вообще шахтерочки талантами богаты, и споют, и станцуют, а какие фокусы мужикам с зарплатой показывают, загляденье.
И вот в разгар конкурсов и танцев, когда уже все были на разогреве, тамада, дала отмашку очередному тосту, выпьем, говорит, мол, за одну большую, дружную семью, которая стала теперь еще больше и дружнее, поскольку объединились любящие сердца молодых, породнились такие прекрасные и уважаемые родственники. Гости звякнули бокалами, а тамада рванула публику песней, как она думала в тему:
- Одна калина за вiкном,
Одна родина за столом,
Одна стежина, щоб до дому йшла сама,
Одна любов на все життя,
Одна журба до забуття
І Україна, бо в нас іншої нема! -звенело в зале, рвало душу, и , судя по лицам некоторых гостей,нервы.
Ко второму куплету возле Ирины образовался обнимающийся, хлопающий, пляшущий и подпевающий круг: сваты, гости, сплелись, как колоски в веночек и водили хоровод вокруг молодых, из поварской выбежали подтанцовывать хозяйка кафе и повара.
Широкий, как степь и высокий, как небо голос Ирины не давал ни малейшего шанса, вскочившим из-за стола перекошенным краснодонско-донецким.
К концу песни, было очевидно, свадьба окончательно испорчена, гости, забрав тарелки, пересаживались шипя друг другу проклятья. Разговоры за столом переросли с саммит ООН, СОВБЕЗ и заседание Совета Федерации.
-Да, Иришка,-надо было после даров, петь, -грустно сказала Катюшка-свидетельница, -мало выпили, нервные.
Девчата сбились в кучу, надо спасать положение, у невесты уже дрожали губки и реснички.
-Да, мать их, а чей-то,-топнула ногой Соня, голосистая, черноокая красавица, мама двух близняшек,-не, ну а шо, видала я их, с их мнением, они у нас не спрашивали, когда все это устроили, я свадьбу не дам испортить, не нравиться, пошли на...Шум поддержки, чуть заглушил пролагаемый возмущенными девчатами маршрут.
И понеслась. Свадебные традиции здесь уже давно переплелись с русскими, украинскими и современными. В общем, как дали наши девчата жару. Не, ну если гулять, так гулять. И мужики от них не отставали: и стриптиз был, и Валерий Леонтьев приезжал, и Сердючка, и Леди Гага, и девочки-белочки по мальчикам-дубочкам скакали, и хороводы с вручением молодым семейного каравая на «щастя та долю», и «ой у полі два дубки», и « несе Галя воду», и «тещу в чоботи узую», а под «підманула підвела» , и «ой хто п'є,тому наливайте,хто не п'є,тому не давайте» , так скакали, думали пол провалят.
Контрольным было заплетание над молодыми венка на счастье. Подруги молодой и жениха плетут над ними по часовой стрелке венок из любыстка, колосков пшеницы, веток дуба и калины, заплетая на счастье ленты, на которых написаны пожелания от гостей.
-На долю на щастя, сплітає діброва тобі чорноока, тобі чорноброва
Від поля та степу, від краю до края,
Жити колосяться, твій рід зберігая.
Хай доля сплітеться у цьому віночку
А в дім твій злетяться синочок та дочка.
Хай буде багата застольна родина
Така ж хлібосольна, як вся Україна.
Венок дарится молодым, а после этого уже мать невесты снимает с нее фату и надевает платок, и все это под красивые обрядовые песни.
Краснодонская и донецкая родня, хоть и хрустела кулаками и играла скулами, но вмешиваться в обряд не стала. Высказали возмущение после, мол, что –то тут у вас укропии много. Мол, надо менять традиции, у нас, мол, новая страна, нужно избавляться от укропских пережитков. Молящие глаза невесты и матери могут многое. Спорить не стали, предложили все повторить, так сказать, выразили готовность переиграть свадьбу, с учетом пожеланий и традиций всех гостей.
Из традиций, постоянно устраивающая политические споры родня, предложила не много: бутылочку зажать между ног и передавать без рук, выпить водку из туфли невесты и выпить опять же водку с шашки. Шашки, правда, не нашли, но хозяйка кафе принесла большой ножи гости мужественно выпили по рюмке водки, поставив ее на нож. Для успокоения нервов Ирина грянула «я козачка твоя я дружина твоя, пане полковнику», понравилось.
Кто-то вспомнил традицию, что нужно на березку привязать ленту, правда не совсем помнили в честь чего и для чего, но нервные гости сразу оценили белоствольный символизм.
Береза оказалась рядом, возле соседского двора и пока девчата вязали на ее ветки разноцветные ленточки, Ирина выжала слезу, проникновенно и нежно исполнив «от чего так в России березы шумят».
Расходились уже мирно. Молодые стояли под увитой лентами березой и никого не видели, кроме друг друга.
Ирина подошла, обняла сватов, что извинялись перед гостями, простите, мол, если что не так, а потом и донецких, и краснодонских:
-Гляньте,-кивнула она на молодую, что закрыв глаза, стояла положив голову на плечо мужа,- ради их счастливых глаз, я лично, готова петь хоть на грузинском. И для счастья не нужны чужие правила.Счастью надо радоваться. А любовь, рождение семьи, детей это будет в любой стране, в любое время, на любом языке.
-А хотите спою,-спросила она, и не дожидаясь ответа, подхватив под руки уже оттаявшего нервноджипного родственника, затянула:
Сакварлис саплавс ведзебди
Вер внахе дакаргулико
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?
Он оцепенел, потом расплылся в улыбке, прокашлялся и подхватил:
-Где же ты моя Сулико?
И вот уже разноголосый хор, уносил в ночную степь колыхая звезды, печальное и трогательное вопрошание любви
- Сердцу без любви нелегко.
Где же ты, моя Сулико?
Tux_Spirit » Сб дек 13, 2014 7:46 pm
Елена Степная
September 12 · Edited ·
АТОшный водо-фитнес
Сейчас у нас в приграничье тихо, если не считать гула техники, снующей туда-сюда-обратно в соседское, уже совсем чувствующее себя у нас по-хозяйски, государство. О войне напоминают остатки сгоревшей техники в степи, разбитые блиндажи и камуфляжные люди на камуфляжных автомобилях, как констатация факта оккупации.
Тишина вернула в наши дома обыденные хлопоты, в перечень которых добавилась добыча воды. Артезианская скважина у нас за поселком. Идти туда приблизительно 3 км. Ходим стайками, дружно, потому, что идти через посадки, заброшенную шахту, поле камышей, степь. Страшновато.
Новое занятие не могло не привнести в нашу жизнь и лексикон, новые истории, слова, обороты. Три километра отшагать с тачками, бутыльками, банками и канистрами без шутки, юмора не получается.
А мы и не ходим, и не за водой, и не по воду, ведь это так обыденно и скучно. Теперь -это поселковый атошный фитнес.
И вот как только мы, девоньки, скучное и тяжелое водовозение нужным и важным словом «фитнес» обозвали, всё, как заговоренные. Каждый день в договоренное время, на договоренном месте. Надо, не надо, ноги сами несут.
Опаздываю. Звонок. Кума:
- Ты где? Ты на фитнес идешь? Мы уже на месте. Фитнес-инструктор идет?
- Идем, идем, не переживай.
Фитнес-инструктор, мой муж. Он у меня дома чаще всех работающих по сменам мужей, поэтому его задача охрана и сопровождение хихикающего фитнес-центра.
Идем. Шумно обсуждая, реагируя, вызывая взрывы смеха, распевая песни. В руках тачки, кравчучки, велосипеды, тачанки. Вот я везу самодельную кравчучку с канистрой на 50 литров. У кумы усиленная тренировка, тачка с баком на 70 литров. Ира, соседка, тянет велосипед и 60 литров (два канистры по 30). Галка кучу бутылок по 5 литров, и старый, еще из совдепии, молочный бак. Любка тачанку деревянную с баком на 50 литров. Мой муж везет тачку с баком и канистрой на 80 литров.
Мужу, конечно, достается всю дорогу. Подшучивают, со всех сторон. Придумывают обязанности фитнес-тренера, названия своим тренажерам, препятствиям, ямам на дороге.
Кума защищает:
-Так, фитнес-инструктора не обижать. В наказание дополнительная нагрузка - два мешка травы кроликам.
Вот представьте, степь, камыши, терриконы, вечер, дорога, отряд хихикающих барышень под управлением одного мужчины.
Навстречу знакомый из поселка, уже набрал воды:
-Ого, все твои? – кивая в наш женский батальон.
Мой муж, спокойно, без эмоций:
- Да, мои.
- А зачем тебе такой гарем?
- Да, в хозяйстве все пригодится, вон воды дома нет, гоню за водой.
- А справляешься с гаремом,- подмигивает.
- Так, мужчина, отойдите от фитнес-тренера,-это девчата увидели новую жертву, улыбаюсь про себя, сейчас начнется -Не, ну ты погляди, сколько баб вокруг, а он к мужику пристал,-щебечут.
- Мужчина, а вы из каких будете? Из тех или из этих?
- Что значит из каких,- опешил мужик,- да я с Советской.
- Надеюсь, это не у вас ворота в голубой цвет покрашены,- ехидничает Ирина.
-Девки, погодь, он же адрес дает, може холостой. Мужчина, так вы с серьезными намерениями, а не за водой, это вы так, для знакомства на дороге пристаете,-дружный хохот, -может вам борща наварить, томно так, вздыхая.
-Да ну вас,-подхватывает тачку сосед и удаляется под дружное: «Мы в гости придем, адресок запомнили».
-Так, -командует кума,-не отвлекаться, попами вилять, передок вперед, колеса в асфальт. Запряглись!
-Во-во, шо лошади,- устало говорит Люба,- то и делаем, шо запрягаемось, когда ж уже розпрягать.
Это воспринимается, как команда
- Розпрягайте хлопці коней, та лягайте спочивать,-затягивает Галя, и тут же ей отвечает наше дружное- а я піду в сад зелений , в сад криниченьку копать. Маруся, раз! Два!
На «три, калина» из-за поворота выезжает камуфлированный джип. Три грустных автоматизированных мордоворота в банданах проезжают мимо под «чорнявая дівчина в саду ягоди рвала» молчаливо зыркнув в нашу сторону. Видно объезжали блок-посты по степи.
-Девки, да ну вас, еще повяжут, запрещенное ж поем,- прервала пение Ирина.
-Ага, а то наберем воды, и полы ею в комендатуре драить будем,- грустно подытожила кума.
- А хрен им, -сказала Галя,-шо хочу, то и пою. А помните, как ополчение вызвали, когда Райка свого от пьянки кодировала,-ей отозвался дружный хохот,- да, мало того, что ее благоверный на груше два часа просидел, пока клятву не пить дал, так она еще и ополчение полчаса вокруг машины штакетиной гоняла.
Да, зрелище тогда было, полпоселка на заборе висели. После того, в комендатуре на звонки о семейных разборках не реагируют, отвечают, как и раньше в милиции «на семейные споры не выезжаем, будут трупы, звоните»
Но все равно грустно. Уже и песни боишься петь. А к чему нам еще привыкать придется, если зоной нас обзовут и этих камуфляжных надсмотрищиков оставят. Стали вспоминать песни, которые можно петь в нынешних условиях. Загрустили. На ум приходил «Владимирский централ» слова, которого помнились по первым строкам и «Мурка».
- А мать их за ногу,- перечеркнула грусть-тоску Галя,- если шо, я про себя, у меня паспорт с собой. (мы без паспортов из дому не выходим, прописку могут проверить за любым кустом). К скважине мы подходили, как сказала моя кума «сомкнув боевые ряды, подняв передок и подтянув задок» под звонко-горделивое
-Несе Галя воду, коромисло гнеться, а за ней Іванко, як барвинок в,ється!..
… В очереди все велосипедно-кравчучечные-машинные-водовозные-сумочные, стар и млад, все равны. Очереди две. На большой шланг с напором и на меленький для бутылок. Это уже местные самоделы доделали, чтобы удобнее было. Стоя в очереди за водой черпаешь неисчерпаемое богатство своего народа- юмор, говор, переливы речи, степную душу, антрацитовое обаяние.
Вот звучит вежливое обращение к водителю:
- Водитель тачки с сыним бачком, уберить нахрен своё корыто, шо вы розсупонились на всей дороге!
А это уже водителям-велосипедов:
-Не кладить лисопеды рогами к дороге, шоб через ваши рогы люды не спотыкалися.
Труба из шланга бьет с напором и нужно уметь удержать ее и попасть всем в подставленные емкости, поэтому просят:
- Да поставьте вы на розлив кого-то опытного, бо цей вже всем налыв кроме бачкив!
Труднее всего опытным водителям - мужчинам, они всегда наводят порядок среди, так сказать, паркующихся:
- Женщина, паркуйтесь ёлочкой! Вы много места занимаете!
-Какой тебе нахрен ёлкой. Ты шо грибы сюда пришел собирать!
Или:
- Девушка, ну что вы тачкой по дороге виляете!
-А я смотрю тебе так не нравится, что твоя тачка моей уже два раза в зад въехала!
Или:
- Женщина, вы меня должны были пропустить, я по- главной ехал.
- А я типа по- боковой, тут дорога одна, и я тебе не водитель шоб ты на меня умничал.
- Взяла тачку в руки, значит водитель, соблюдай правила.
-А ты мне еще сюда гаишника вызови, изжай давай, тут тебе не трасса.
Скорость набора воды быстрая. Тонкий шланг нужно быстро тыкать в заранее приготовленные бутылки или канистры. Тут вообще одна эротика. Ржут до слез, краснеют, кто обижается, а кто и с юморком ответит. Мужичок, видно первый раз, не может приспособится и водой из шланга сбивает все выставленные бутылки:
- Да поможить же ему уже всунуть хто не будь, у нього конец сильно длинный мотыляется.
- Бабы, спасибо за рекламу, до шестидесяти прожил, а шо конец длинный не знал.
Бабулька с тачечкой обращается к молодому человеку, который должен принять инициативу налива:
-Сувай, шо ты заснув.
-Куда?
-У бак, тоби шо, повылазыло.
- Да не суется. Размер у вас не подходит. Вам на другую шлангу идти надо.
- Ото ж у вас у мужиков всю жизнь отак. То заснув и не всунув, то не знае куды сувать, то размер не подходит, а потом обижаются, шо мы размеры другие ищем.
- Бабушка, идите вы уже к шланге, о чем вы только думаете.
- Я дите уже не думаю, я уже опытом делюсь. А ты учись сувать, учись, пригодыться.
И, набрав воды, все устремляются домой. Как мы смеемся, это теперь у нас, дорога жизни. По пути назад успеваем и поговорить, и новостями поделиться, и о политике поспорить, и спеть, правда, теперь с поправкой на обстановку, и оглянутся на садящееся в камыши солнце, чтобы счастливо выдохнуть «Эх, девчонки, а красиво у нас, правда?»
